Print This Post

    Наталия Черных. О книге Я. Каплинского «Белые бабочки ночи»

    Новые oблака
    1-2/2015 (71-72) 31.03.2015, Таллинн, Эстония

    Первопубликация: Наталия Черных. Рецензия на книгу Яна Каплинского «Белые бабочки ночи». Новая реальность, 2015, № 66, ссылка: http://www.promegalit.ru/public/11979_natalija_chernykh_jan_kaplinskij_belye_babochki_nochi_bakhyt_kenzheev_dovoennoe.html

    *
    Ян Каплинский. Белые бабочки ночи. Стихи. – Таллинн, Kite, 2014. – 96 с. – Эстония. (Поэзия.)

    Книга патриарха эстонской поэзии – бочонок амонтильядо для искушенных. Поражают легкость и новизна этой поэзии. И одновременно – весомость. Эти стихи покоряют, им невозможно сопротивляться. Покоряет их опасное очарование: кажутся свежими, почти игривыми. Но если их пригубить – откроется роковая глубина двух бездн, восставших одна на другую и желающих друг друга поглотить. Бездна жизни и бездна смерти. Читатель – на тонкой границе обеих бездн, в очаровании следит за все более разворачивающейся и до глубины потрясающей красотой стихотворений. Книга изумляет сочными красками и живой свежестью письма. Стихи привлекают, ведут за собою, показывая самые очевидные вещи (девочка проснулась) в свете радостном, но уже потустороннем, на тонкой границе бытия и небытия. Разгул простых вещей, разгул тихой мистики!
    Ян Каплинский – поэт, пишущий и на эстонском, и на русском. «Белые бабочки ночи» – наиболее полное собрание стихотворений, написанных по-русски. Так пласт культурно-исторический, даже историко-лингвистический пересекся с пластом актуальной поэзии. Каплинский снял все знаки препинания в стихах. Это одновременно жест в прошлое (архаика) и в будущее (скорее интуитивно), но из того самого настоящего, где уже пишут стихи со снятыми знаками препинания. Многие поэты используют этот нехитрый инструмент. Но у Каплинского он служит искренности, а не для игры. Снятые знаки у Каплинского и иного молодого поэта – все равно, что старый кузнечный молот и обычный домашний молоток.
    Во всей книге, в композиции и в каждом стихотворении, обнаруживает себя мощное обратное движение: к моменту «на рубеже света и цвета». Головокружение, почти хмельная радость жизни и свету, но и… исчезновению. Но как можно радоваться собственному небытию? Поэт словно бы оглянулся назад и в одно мгновение просмотрел фильм о гибели «Титаника» – той культуры, которая его воспитала. Неслучайно в самом начале книги размещено вроде бы обычное мемуарное эссе о детстве и Лермонтове, где звучит французская речь матери, а мальчик, будущий автор стихов, тянется к полкам. Эта книга – одновременно резиньяция, резюме и завещание. Очень определенные, грозные слова. Ожидаешь, что поэт будет что-то провозглашать. Но ожидание обмануто: поэт довольно легко и весело-спокойно рассказывает о первом снеге, о пауках, о брошенной лодке, о старом сарае. Не стоит искать в этих вещах скрытых смыслов. Это именно паук, лодка, сарай. Но увидены они глазами человека, время которого незаметно ушло, но еще теплится в нем самом, и он сам уже – вещь другого мира, и это понимает. При этом вещь вполне общительная, любящая веселье. Но ей уже не особенно нужен человек-собеседник.
    Поэт Сергей Завьялов, автор послесловия к данному сборнику, высказал мысль, что вся книга – «диалог с собственной смертью». Выражение темпераментное, сильное. Не знаю, соизволит ли смерть отвечать человеку, но взгляд поэта в этой книге действительно идет «с той стороны», через невидимую границу небытия, о которой не сказано ни слова, но которая ощущается в каждом стихотворении. Не зря автор так часто обращается к сюжетам народных песен. Не зря его поэтической звездой был и остается Лермонтов. Стихи Каплинского, как и стихи Лермонтова (такое сравнение не кажется мне кощунственным), выражают особенную, тонкую тоску лучшего мира. В одной скандинавской легенде принц заболел от того, что увидел во сне некую прекрасную страну, куда он вскоре должен отправиться и где ждет его будущая невеста. Но час отправления все не наступает. Принц верит в то, что он увидит эту страну, и все же сильно грустит.
    Необходимо упомянуть и о скандинавском синдроме современной русской поэзии, упомянуть о влиянии Тарусской школы и конкретно Юрия Лотмана. Удивительно, что инициалы: ю и эм – перевернутые инициалы Лермонтова: эм и ю. А фамилии начинаются с одной буквы. Поэзия Яна Каплинского – поэзия скандинавского синдрома, глубокая, по-видимому легкая, но ведающая и жизнь, и смерть.