Print This Post

Артур Лааст: Мне помогала любовь к мировой литературе и истории / Игорь Котюх

Новые oблака
1-2/2020 (83-84) 29.12.2020, Таллинн, Эстония

Опытный редактор и переводчик рассказывает о литературной Эстонии в 1980-е.

Артур Лааст в домашнем кабинете. 30.06.2020, Пайде. Фото: Игорь Котюх.

ИГОРЬ КОТЮХ: Вы работали в известных во всем СССР литературных структурах, таких, например, как издательство «Ээсти раамат» и журнал «Радуга». Вы знаете, как работала всесоюзная издательская система, от института рецензентов – до распространения книг. При этом Ваша биография – эстонская семья, вынужденное детство в Сибири – в самом начале вроде не предполагала такого развития событий, попадания в гущу событий двух национальных литератур. Или я не прав, и Вы уже в детстве мечтали стать организатором литературной жизни, редактором и переводчиком?

АРТУР ЛААСТ: Начну с того, что я любил с детства читать книги и был усердным посетителем школьной библиотеки, а позже детского отделения Городской библиотеки, что на бульваре Эстония (в Таллинне – прим И.К.), как и городской библиотеки заполярного городка Инта в Коми АССР. Мечтал всегда иметь собственную библиотеку. О работе редактора или переводчика я тогда, в школьные годы, и не помышлял. Так как я получил в Московском университете квалификацию историка-востоковеда и переводчика-референта, то с основами письменного и устного перевода (последовательного и синхронного) и обработки текста я познакомился на специальных семинарах старших курсов.
После годов учебы в Москве и работы педагогом в Средней Азии я вернулся осенью 1975 года в Таллинн и только подумывал об устройстве на работу дома, как неожиданно мне предложили место старшего редактора в Госкомиздате Эстонии – попал, что называется, с корабля на бал. Это учреждение было создано в 1963 году как Комитет по печати при Совете Министров СССР, а в 1972 году преобразовано в союзно-республиканский Государственный Комитет Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. По-существу, это было министерство, где за планирование книгоиздания отвечала Главная редакция Госкомиздата, а мы, ее сотрудники, были чиновниками. Важное уточнение – цензурой занималась другая контора, пресловутый Главлит. Через некоторое время издательства стали предлагать мне редактировать рукописи на договорной основе, это была оплачиваемая в зависимости от объема рукописи работа в свободное от службы время. Так что биография моя скорее предполагала попадание на пересечение двух культур в широком смысле.

С чего началась Ваша работа в мире литературы? Какая организация обратила на Вас внимание? Или, наоборот, показалась Вам привлекательной?

Госкомиздат находился в одном здании с издательствами «Ээсти раамат» и «Валгус», это так называемый дом Сааринена на Пярнуском шоссе, 10. Эти издательства и стали мне предлагать отредактировать переводы, в основном с эстонского на русский язык. Но помню, самая первая рукопись была переводом на эстонский резко критической книги против западных советологов «Идеологическая борьба и литература» Альберта Беляева, перевод этот вышел в 1978 году. Уж как Беляев не поносил Джеймса Биллингтона и его книгу «The Icon and the Axe» (1966, рус перевод «Икона и топор. Опыт истолкования истории русской культуры» (2001 – прим И.К.), а по прошествии времени того принимали уважительно в Москве как библиотекаря Конгресса США и признавали его правоту в интерпретации русской культуры, в 2008 он получил орден Дружбы РФ и был избран зарубежным членом Российской АН.
При всех переводах с русского всегда встает вопрос о правописании имен собственных западных языков, на эстонском (в отличии от литовского или латышского) они не транслитерируются, а пишутся так, как на соответствуюшем языке с латинской графикой.

Расскажите, пожалуйста, как происходило взаимодействие между Таллинном и Москвой по части издания новых книг и переиздания существующих. Списки, планы, сроки, тиражи, гонорары?

Госкомиздат получал от издательств тематические планы на год, как правило обеспеченные уже рукописями или договорами с авторами, переводчиками или составителями. Тематические, так как названия делились под разделы: художественная литература эстонская – классическая и современная, далее по жанрам – проза, поэзия, анталогии; литературоведение – истории словесности, монографии, словари, грамматики. Затем детская литература. Переводная литература по жанрам, переводы из литератур народов Советского Союза из общего объема переводов 50%, переводы из всей остальной мировой литературы 50%. Такова была директива. Без комментариев.
Также сводились в темпланы научная, научно-популярная и учебная литература, справочники, энциклопедии. И обязательно произведения Маркса, Энгельса, Ленина и находящихся у руля советских лидеров – с них и начинался сводный план.
Затем наша редакция сводила планы издательств, а было у нас их 5, к сводному темплану вместе с аннотациями. Сводный план обсуждался в ЦК Компартии Эстонии и после этого поступал «на добро» в Госкомиздат СССР.
Оставим здесь все мытарства в ЦК, и в Первопрестольной, и в цензурном ведомстве за скобками. Об этом красочно вспоминал Аксель Тамм, главред «Ээсти раамат».
Тиражи и гонорары, впрочем, отдельная тема. Тиражи определялись в основном с учетом спроса, но не всегда. «Труды» руководителей партии, которые они не всегда сами писали и даже читали, выпускались с ущербом для издательства, эти затраты старались покрыть за счет больших тиражей, выпуская, к примеру, эстонский перевод «Мастера и Маргариты» М. Булгакова тиражом 60 тысяч экземпляров. (Помню, что наш председатель Госкомиздата Лембит Кайк получил в Москве за это взбучку – перестарался. Это было вообще первое в Союзе книжное издание ныне культового романа.) Заслуженные перед властью советские писатели, действуя через ЦК КП Эстонии, добивались бóльших тиражей, а значит и гонораров (потом на складах Книготорга лежали десятки тысяч нераспродаваемых экземпляров «избранных сочинений», помню случай с Ааду Хинтом).
Гонорар платили по договору за печатный лист (ок. 24 страниц машинописи или 16 страниц книжных) помноженный на реальный объем издания. Тиражная норма прозы была 12 тысяч экземпляров и за это платили 100%. За вторую тиражную норму платили 60%, за третью 40%, если тираж был 36 тысяч, гонорар составлял 200% (100+60+40). Если тираж был выше, за следующие нормы платили по 20%. Для поэзии были другие тиражные нормы, если не ошибаюсь 4 тысячи, часто таким и оказывался весь тираж сборника. При переиздании платили меньше, начиная где-то с 60%. Исключение составляли избранные произведения и собрания сочинений, гонорар платили как за первоиздание.

Сегодня часто сетуют, что распался институт редакторов и переводчиков, что издательства экономят на специалистах в ущерб качеству. Вы разделяете такую оценку? Раньше переводили и редактировали лучше?

Раньше издательства были государственные, как совхозы. Нынче они частные и должны экономить, но среди десятков издательств есть и такие, которые нанимают редакторов по договору и выпускают качественные книги. Не скажу, что раньше переводили и редактировали лучше, многое зависит и сейчас от таланта литератора и престижа издателя. Если раньше издавалось около 40 книг переводов из литератур народов Сов. Союза и столько же переводов остального мира, просеянных через сито коммунистической власти, но тиражами по 20-50 тысяч экземпляров, то сейчас вы можете выбрать книги сотен авторов, выходящих ежегодно. Но тиражами одна, две, реже три и более тысяч, как в остальном мире. Художественной (и не очень) литературы выходит в десятки раз больше, чем при Советах, есть что выбрать – судите сами, что лучше для читателя. Раньше на наших книжных полках стояли почти одни и те же книги, картина была унылая. Я покупал не более 20 переводных книг в год, просто не было выбора.

Вы – большой книжный гурман. Обращаете внимание не только на качество текста, но и на полиграфию издания (бумага, обложка, иллюстрации, шрифт, верстка). В советское время, 1980-е в Эстонии, было легко издать красивую книгу? Были ли моменты, когда типографиям не хватало сырья для печати?

Библиофилия – это род болезни, не могу купить или взять в библиотеке замызганную книгу, в ней должно быть все прекрасно, вашими словами – бумага, обложка, иллюстрации, шрифт, верстка, это как Антон Павлович говорил о человеке. Совершенно случайно приобрел я недавно томик «Valimik» Алексиса Раннита, New York, 1985, как новенький, очень изящное издание, библиофильное – я был счастлив. Я ценю мастерский стих Раннита, и меня не волнует, что некоторые воротили нос в эмиграции.
Есть у меня хорошие мини-книги, ценные издания по искусству, французские, итальянские. Но и на Западе есть огромное количество недорогих альбомов невысокого качества. Сейчас у нас можно купить в Apollo и Rahva Raamat очень хорошие русские книги, красиво оформленные, они дешевле наших. Но тиражи ужасают, 3-5 тысяч экземпляров, и это первоиздания переводов на русский известных писателей!
В советские годы проходили местные, балтийские и союзные конкурсы, и часто наши издательства получали премии по всем видам изданий, детские книги, стихотворные сборники, альбомы. Оценивался макет, художественное оформление. Небольшой лимит был на иностранную полиграфическую базу, несколькo альбомов и книг по искусству печаталось в ГДР (в красной Пруссии, как у нас шутили). Для конкурсов ежегодно составлялся список особо качественных изданий, находилась хорошая бумага, материал для переплета. Для остальной продукции оставались проблемы с качеством бумаги, в худшие времена блок иной книги был двух-трех цветов из-за разных сортов бумаги. Неважно было и с переплетным материалом, готовые книги начинали корежиться. Но оформлены были наши книги на уровне, было немало хороших книжных художников.

Вы – чистый билингва, редактор очень сложных книг на русском и эстонском языках; поэзии, прозы, научно-популярных изданий. Как Вы обнаружили в себе смелость и способность справиться с работой на таких разных языках, в таких разных жанрах?

Трудно сказать, дорогу осилит идущий. Помогали все же любовь к мировой литературе и истории, образование МГУ, кое-какой жизненный опыт, приобретенный в Азии. Первое испытание для меня как редактора пришло в 1979 году. К Олимпийским играм 1980 года вышел переводной энциклопедический справочник «Советская Эстония» объемом ок. 60 печатных листов (тогда все указывалось в выходных данных книги). Непомерный труд по редактированию был возложен издательством «Валгус» на одного человека – халтурные переводчики, сжатые сроки и большой объем работы довели Нину Ребане до тяжелой болезни и затем к смерти. Мне предложили отредактировать срочно несколько разделов – геология, литература, печать, искусство и театр, примерно 1/8 всего текста. Переводчик раздела геологии БТ как-то не знал, что в Эстонии дают высшее образование по геологии, существует терминология, отраслевой словарь. Вместо pinnavesi = грунтовая вода он придумал поверхностную воду и т.п.; это означало, что всю работу за переводчика должен был проделать редактор. То же с разделом театр, переводчик перевел названия всех зарубежных пьес, опер и балетов на наших сценах с эстонского (!), причем работал ГМ завлитом Русского театра. Стоило лишь заглянуть в двухтомник (1970).
Юджина О’Нила, чтобы узнать – «Pikk päevatee kaob öösse» на русском «Долгий путь в ночь». Всю работу за него сделал я, а гонорар был у редактора, кстати, в 4 раза меньше.
Неудивительно, почему «сгорела» Нина Ребане, симпатичная умная дама среднего возраста с совершенно поседевшей головой. На нашей работе не она одна потеряла здоровье.
Перевод монографии Хельги Тынсон «Георг Отс», 1981, был забракован автором, хотя она сама настаивала на конкретной переводчице с музыкальным образованием. Гонорар был ей издательством выплачен и издательство не могло заказать новый перевод. Тогда директор «Ээсти раамат» Роман Сийрак попросил меня взяться за редактирование (это было все же много дешевле нового перевода); поручение было весьма дипломатическое, вся работа проходила у автора на дому, в течение года я еженедельно приходил к ней «с готовым заданием», мы читали перевод фразу за фразой. (Как-то ХТ сказала, что все кто ей в жизни перечили, скоро быстро умирали! Я понял и не спорил с ней, но на правильности своих вариантов перевода настаивал. Так мы и поладили. Как музыковед она была очень профессиональна, училась в свое время в Московской консерватории.)
Своего рода испытанием была и редактура перевода «Истории Таллина (до 60-х годов XIX века)», 1983, объемом ок. 35 печатных листов, 400 стр. плотного текста. Переводчиков было несколько, отсюда разнобои хотя бы в названиях средневековых реалий и памятников архитектуры. Обнаружились противоречия по существу и в тексте самого оригинала, их надо было в переводе непременно скорректировать.
Зато очень качественный и точный был перевод сборника эссе Йоханнеса Семпера «Странствия мысли», 1984, 390 стр. Айн Тоотс перелистал, например, весь русский перевод «В поисках утраченного времени», чтобы установить в эссе «Марсель Пруст» отдельные фразы и отрывки из прустовского романа, которые Семпер приводил в своем тексте для журнала «Лооминг» в 1923 году на эстонском. А мог бы сослаться на трудности и перевести косвенно, с эстонского. С этой же тщательностью переведены эссе об Уолте Уитмене, Эмиле Верхарне, Монтене, Андрее Белом, очерки о музыке и творчестве Александра Скрябина (по поводу смерти в 1915 году). Айн Тоотс составил обширный указатель, где более 500 имен.
К столетию Фридеберта Тугласа в 1985 году планировался сборник новелл, миниатюр и маргиналий «Небесные всадники», книга вышла фантастическим тиражом 60 тысяч экземпляров, с прекрасными иллюстрациями Владислава Станишевского. Было одно удовольствие следить за гибким и выразительным переводом молодых тогда переводчиков Ирины и Виталия Белобровцевых, они же и составители, и комментаторы текстов. Это было началом их плодотворной деятельности в литературной сфере. Я же предложил добавить в этот юбилейный сборник стихотворение Яана Кросса «День андрогина», посвященное магии прозы Тугласа. Стихи перевел по моему подстрочнику Давид Самойлов, а мне посчастливилось посетить Поэта в его пярнуском доме.

Писатель в жизни редактора. Переводчик в жизни редактора. Расскажите, пожалуйста, с кем Вам было интересно работать? Кто покорно принимал Ваши поправки, кто делал это после некоторых споров?

Мне кажется, что ответы на эти два вопроса можно объединить. Я был знаком с эстонскими писателями, но редко по работе. Я указывал иногда им на неточности, связанные с географией, историей, неправильным переводом иностранного выражения в эстонском тексте, не будучи их редактором. И такие эрудированные писатели как Энн Ветемаа, Арво Валтон, Лилли Промет (двоюродная сестра моей матери) соглашались и правили огрехи при переиздании своих книг. Иногда ошибки оригинала обнаруживались уже при работе с переводным текстом. Заранее прошу прощения за такое мнение – иногда писателям военного и непосредственно послевоенного времени попросту не хватало образования, чтобы разобраться в сложных вопросах философии, психологии, истории, искусства. Власть предпочитала авторов несложных, но идеологически подкованных.
Я не редактировал до работы в журнале «Радуга» авторские тексты русских авторов, в «Ээсти раамат» это были для меня, как правило, переводы. Обычно переводчики соглашались с поправками, ошибки были связаны с недопониманием идиом, образных выражений или отдельных слов оригинала, это было сплошь и рядом. Но такие слабые переводы, которые надо было самому доводить до ума, мы в принципе и не принимали. Каждый желающий мог пробовать себя на стезе перевода, с этой целью было достачно дать страниц 6-8 для пробного перевода. Так мы находили новых потенциальных переводчиков, но редко.
Вообще интересно было работать с творческими переводчиками. Править лексические ошибки было нетрудно, но если переводчик не улавливал интонации автора, своеобразия его стиля, то тут редактор поднимал руки – править, отредактировать это было невозможно. Иногда издательство вынуждено было пойти на компромисс (плохой переводчик – важный начальник; поджимали сроки – плановое хозяйство!) и редактор дорабатывал слабый текст, получая половину гонорара переводчика.
Попадались безупречные переводчики – как упомянутый Айн Тоотс. Их не так мало, но не буду их тут перечислять. В нашем случае первое условие – это знание в совершенстве (насколько это возможно) эстонского и русского языков, филологическая культура. С трудом верится, но это было редкостью при всем количестве людей, вроде знающих хорошо два языка. Но это остается редкостью и сейчас. Безупречный переводчик в идеале билингва, а мы имеем обычно дело с диглоссией, и этого недостачно для высокого качества переводного прозаического текста. Не говоря о том, что переводить надо только очень хорошую прозу.
Удивительно, но лучшие переводчики поэзии зачастую не владели хорошо эстонским, либо вообще не владели. Иногда было достаточно подстрочника, рисунка женских и мужских рифм, размера стиха – и благодаря чутью и поэтическому таланту получались прекрасные русские стихи. Так переводы москвича Александра Зорина из Уку Мазинга просто гениальны.

Вы указаны как один из редакторов легендарной «Антологии эстонской поэзии 1637-1987» (1990). В какой мере это собрание учитывало опыт предыдущих антологий – составленной Игорем Северяниным «Поэты Эстонии» (1928), а также изданий серии «Библиотека поэта» («Большая» – в 1951 году и «Малая» – в 1974 году)? Как составители Эльвира Михайлова и Линда Рууд сотрудничали с Вами, в чем заключалась Ваша работа?

К концу 1986 года здоровье мое оказалось подорванным, и после тяжелой операции я ушел из Госкомиздата после 10 лет службы там. Сказалась постоянная двойная нагрузка в качестве чиновника бюрократической конторы и внештатного редактора.
В начале 1987 года я перешел в только что созданную отдельную редакцию литературы на русском языке издательства «Ээсти раамат»; возглавила редакцию Нелли Абашина-Мельц. Там я проработал около трех лет, было множество интересных и не очень рукописей.
Помню, нам нужно было переиздать «Ледовую книгу» Юхана Смуула тиражом 200 000 для Союзного рынка, книга была в списке обязательного чтения для студентов-филологов всех вузов Сов. Союза. Она выходила в России уже 16 раз, казалось достаточно бегло пробежаться по тексту и все дела. Уже на первых страницах начинались странности, пришлось взять оригинал – пошли ошибки и отсебятина. Вместе с Татьяной Верхоустинской мы внесли множество поправок. В книге не раз упоминалась морская тоска, которую моряки у нас называют Suur Hall, но как «Большой Халь» это полная бессмыслица, и мы нашли, что моряков в безбрежном океане одолевала Тоска Зеленая. Tempida piiritust – это не выбирать темп употребления этого напитка моряками, а разбавлять его водой. Бедные студенты…
Рукопись антологии поступила ко мне в качестве плановой работы и было видно, что составители пользовались названными двумя сборниками эстонскои поэзии 1951 и 1974 годов и множеством авторских переводных сборников, которые вышли после 1974 года. Чуть не половину антологии составляют переводы Светлана Семененко. Мне нравятся переводы Александра Зорина и Юнны Мориц. От Игоря Северянина всего четыре перевода, два из Марие Ундер и два из Хенрика Виснапуу. В целом рукопись была составлена продуманно и взвешенно, имела так сказать законченный вид. Я как редактор перевода и не должен был судить о содержании и выборе составителей. Но мне не давала покоя рутина, по которой история поэзии у нас начиналась с Кристьяна Яака Петерсона в начале ХIХ века, будто и не было до этого полутора веков поэзии барокко и стихов на случай (свадебные, на смерть короля, плач по гибели Тарту), пусть авторы эстонских стихов и не были все эстонцы. Меня вдохновила статья Айна Каалепа «350 лет эстонской поэзии» в ноябрьском номере журнала «Лооминг» за 1987 год.
С позволения автора я перевел статью, чуть изменив конец и сделал ее вступлением к антологии. Я выбрал тексты из сборника «17. sajandi ja 18. sajandi alguse eestikeelne juhuluule» (Eesti Raamat, 1973) и воспользовался помощью коллеги Энделя Прийделя, чтобы вычитать факсимильные тексты в готике и понять смысл некоторых темных мест. Затем я сделал русский подстрочник выбранных стихов и заказал переводы. Вот так получилась книга, которая вышла в 1990 году.

Как Вы пришли работать в журнал «Радуга»? Каковы особенности работы в популярном литературном издании? Количество сотрудников, письма в редакцию, «быстрые» и «медленные» публикации, планирование номеров, коммуникация с эстоноязычной редакцией журнала?

Где-то в начале 1989 года ушел из русской половины редакции «Викеркаар-Радуга» Михаил Веллер, дела его пошли в гору и молодой тогда сочинитель решил стать фрилансером. Главред Рейн Вейдеманн сделал мне предложение, от которого было трудно отказаться и я плавно перешел весной 1989 года из издательства в журнал. Замглавред была Алла Каллас, бывшая ленинградка, вышедшая замуж за эстонского писателя. В русской половине журнала нас было четверо вместе с машинисткой Мариной Тервонен, которая была хорошей поэтессой и переводчицей. В редакции я проработал года два, и ввиду более высокой зарплаты я стал затем синхронным переводчиком Верховного Совета Эстонской Республики (так это стало называться в переходный период), времена наступили суровые.
Работать было возможно только дома в неприсутственные дни, в присутственные же редакция представляла из себя нечто среднее между клубом и общественной приемной, где более настойчивый посетитель вытеснял засидевшегося другого посетителя. Все эти подающие надежды авторы были удивительно говорливы, попадая в «творческую» атмосферу. Тем не менее в Радуге выходили содержательные номера, где были проза и стихи русских авторов, переводы, публицистика, статьи о философии и искусстве, белых пятнах истории. Кое-чего мы перенимали у эстонской половины редакции, статьи об авангардном искусстве, иллюстрации у нас были вообще общие. Я стал сам переводить «Философский блокнот» очень требовательного Юло Каеватса, который считал, что дословный перевод каждого слова – это хороший перевод. Авторы наши весьма уважали свое творчество.
Я выбрал 10 статей Юрия Михайловича Лотмана из научных сборников (тираж их был 300 экземпляров) Тартуского университета, мы встретились и он дал добро на публикацию с условием сохранения примечаний. Он знал меня как переводчика эстонских субтитров его большого цикла популярных теле-лекций о русской культуре. Эти его 10 эссе печатались в «Радуге» с лета 1991 года до лета 1992 года.
Осенью 1990 года 90-летняя Анастасия Цветаева, уезжая навсегда из Эстонии, где она проводила лето в деревне Кясму уже 30 сезонов, занесла к нам в редакцию по пути на вокзал свои воспоминания. Редактура требовалась минимальная и «Моя Эстония» печаталась в трех первых номерах 1991 года.
На письма авторов мы, конечно, отвечали, отклонять надо было очень мягко. Многочисленные стихотворцы были весьма настойчивые, иногда и агрессивные. Можно было понять Мишу Веллера, которому некий возмущенный нарвитянин писал в стихах: «Сто моих соловьиных трелей / Погубил проклятый Веллер» и приплюсовал физические угрозы уже прозой.
Я рекомендовал взамен меня перед своим уходом Эльвиру Михайлову, которая впоследствии прекрасно сработалась с Аллой Каллас, втроем вместе с Верой Прохоровой они вели журнал до печального конца.
Нашей русской публике литературные русские журналы, если вспомнить, например, «Вышгород» и «Плуг», увы, сегодня не нужны.

Также в номере:
Dr Ormusson. 40 альбомов 2020 года    П. И. Филимонов. 10 фильмов, которые на самом деле 12    Артур Алликсаар. Избранные стихотворения. Перевод с эстонского Ярослава Стадниченко    Артур Алликсаар. Из книги „Päikesepillaja“ («Расточитель солнца»). Перевод с эстонского Татьяны Стомахиной    Антон Хансен Таммсааре. Новый Ванапаган из Чёртовой Дыры (первая глава). Предисловие и перевод Алексея Намзина    Елена Скульская. Предисловие к книге переводов «Я — твое стихотворение» (Kite 2020)    Михаил Трунин. Гексаметр и его имитация. Об одном стихотворении П. И. Филимонова. Статья    Лариса Йоонас. «ТВС» Эдуарда Багрицкого. Статья    Владимир Сазонов. «О, боги что же вы наделали!?» Чумные молитвы Мурсилиса II. Пандемическая депрессия в Хеттском царстве в 14-м веке до н. э. Статья и перевод с хеттского    Тимур Гузаиров. Прохождение истории. Рец на книгу: Андрей Иванов «Обитатели потешного кладбища» (Авенариус, 2018)    Ольга Брагина (Киев). Власть и страх. Стихи    Елена Скульская: Переводчик похож на взломщика сейфов / Игорь Котюх    Елена Скульская: Боишься — не пиши, пишешь — ничего не бойся! / Игорь Котюх    П. И. Филимонов: Пишу новую книгу, но не про чуму. И это сознательное решение / Олеся Ротарь    Ирина Котова (Москва). Биполярный Моисей. Стихи    Елена Дорогавцева (Москва). Увидеть улыбку. Стихи    Артём Верле (Псков). Мы кидали камни в огонь. Стихи    Таисия Орал (Абу-Даби). Стихи о теле и имени (2020). Стихи    Ольга Маркитантова (Минск). По ту сторону тепла. Стихи    Игорь Куницын (Домодедово). Без маски противочумной. Стихи    Эрик Найво (Рига). Слезы уходящего лета. Стихи    Йосеф Кац. Исповедь перед пальто и беретом. Стихи    Татьяна Шатиль. Нина Георгиевна. Рассказ    Игорь Котюх. The Isolation Tapes. Стихотворения и заметки (pdf)    Дина Гаврилова. Цвета холодных лет. Фрагмент романа    Дмитрий Филимонов. Ночной Дозор. Рассказ    Илья Прозоров. Бабье лето. Рассказ    Андрей Иванов. Трамвайная остановка Telliskivi. Рассказы    Никита Дубровин. Темнота. Рассказ    П. И. Филимонов. Аликанте. Фрагмент романа    Дмитрий Краснов. Они взялись за руки и вышли. Стихи    Людмила Казарян: Я не делю свои тексты на «серьёзные» и «игровые» / Игорь Котюх    Катя Новак. Вкрадена весна. Стихи    Анастасия Щурова. Белое или красное? Стихи    П. И. Филимонов. Фотографии из прошлой жизни. Стихи    Николай Караев. Песни для овернцев. Стихи    София-Елизавета Каткова. Год на выдохе, дождь, декабрь. Стихи    Глеб Поляков. Пятно, где кончается мир. Стихи    Эйнар Алмазов. У всех оружие, а у нас любовь. Стихи    Яна Левитина. Коробка из-под людей. Стихи    От составителя. Игорь Котюх    Арсений Григорьев. Такси на Марс. Стихи    Masha Ye (Мария Ефимова). Лето, которое песни. Стихи    Артур Чаритон. Летит по льду автомобиль. Стихи    Юрий Лутсеп. Алиса заблудилась. Стихи    Ruslan PX. Чё Как?! Стихи    Даниил Иващенко. Картографирофание vol 27. Стихи    Игорь Котюх: «Стихийная антология коронатекстов» — это коллективный дневник эпидемии / Мартина Наполитано (Италия)    Архивная публикация. Мати Унт: Пусть читатель фантазирует вместе со мной! / Ирина Белобровцева    Артур Лааст: Мне помогала любовь к мировой литературе и истории / Игорь Котюх    Дан Ротарь. Лучшие дни нашей жизни. Стихи    1-2 2020 (29.12.2020)