Дошло до меня, о великий султан, что в одной маленькой стране жил один человек. Нельзя сказать, что он был таким же маленьким, как и его страна, потому что, во-первых, вообще нельзя сравнивать человека со страной, страна в разы и десятки раз больше, человек же, как все мы знаем, только маленькая песчинка на весах господа и твоего, о великий султан, величия. Во-вторых, человек этот был, по меркам своей страны, очень даже неплохо устроен, и с метафорической точки зрения назвать его маленьким тоже язык не поворачивается. Человек работал в рекламном агентстве копирайтером и айтишником одновременно. Он сам придумывал слоганы и визуалы для рекламных кампаний самого разного характера и зачастую сам воплощал их в жизнь. У него был хороший глаз, несколько раз его фотографии получали заслуженные призы на конкурсе лучших рекламных фотографий года. А кроме того, он был ещё удивительно молод, ему не было ещё и тридцати, так что вся жизнь, фактически, ждала его впереди и играла невероятными красками и перспективами. Лет пять назад, совсем молоденьким мальчиком, сразу после университета, он женился, и жена быстро принесла ему красивого голубоглазого мальчика, который уже успел достаточно подрасти, чтобы не отравлять жизнь родителей своими бесконечными криками и их вытекающими из этого бессонными ночами.
Жить бы Виллимару – а именно так звали нашего героя – и радоваться, но, ясное дело, эта история не имела бы никакого смысла, если бы он так и поступал. Виллимар страдал. Он страдал от очень тонкого обстоятельства, о котором стыдился рассказывать даже любимой жене. Страдания его, однако, не были очень уж тонкими – напротив, они периодически доходили чуть ли не физической боли, его крутило и выворачивало на его копирайтерском рабочем месте. Он испытывал потребность плакать, рвать на себе волосы и валяться в пыли у ног более достойных. На своей работе он зарабатывал не просто большие, а очень большие деньги, поскольку работал, фактически, на двух должностях. Виллимар умел и любил работать, любил и свою работу, был к ней способен и, в общем, наслаждался ею. Получаемые им деньги позволяли ему позволять себе многое такое, чего не могла разрешить себе большая часть его сограждан. Жена его не работала не только по причине декретного отпуска, но и потому, что Виллимар был в состоянии содержать семью самостоятельно. Жили они, разумеется, в собственном доме в модном районе столицы маленькой страны, там, где вечерами собиралась в маленьких рыбных ресторанчиках богема, пила вино, шутила свои богемные шутки и ходила смотреть на море, кутаясь от холода в одолженные в прибрежных кафе пледики. Кроме этого, он занимался вялым осмотром загородных домов, с мыслью через какое-то время прикупить и летнюю резиденцию где-нибудь у озера, в живописном уголке леса, где они с семьёй, которая ещё разрастётся, будут принимать многочисленных друзей и знакомых-любителей природы и бани по-чёрному. Всё вроде было хорошо, но Виллимара прямо выворачивало порой от чувства собственной неполноценности.
Дело в том, что он не считал себя творческим человеком. Так случилось, что круг его общения только отчасти составляли копирайтеры и айтишники. Большая часть его друзей и знакомых подвизалась на нивах разнообразных творческих профессий. Среди них встречались поэты, художники, музыканты, актёры разнообразнейших театров, одна девушка-архитектор и директор маленького пивоваренного заводика. Все они, за исключением разве что директора, зарабатывали во много раз меньше Виллимара, частенько пользовались его добротой и благородством, когда он безвозмездно угощал их обедами в приморских ресторанчиках с пледиками или одалживал крупные суммы в сложных жизненных ситуациях – и смотрели на него свысока. На самом-то деле, пожалуй, не было и этого, просто обострённое сознание Виллимара воспринимало ситуацию именно так. Ну кто такой копирайтер? Так, мелкая сошка, третий глаз в пятом колесе, человек, каких в этой маленькой стране необыкновенно много. Вся эта маленькая страна, если уж на то пошло, и держится ещё на плаву именно за счёт таких людей – копирайтеров, айтишников, девелоперов, как их ещё там называют. Соль земли, мог бы подумать кто-нибудь другой, не наш Виллимар. Я – соль земли, мог бы подумать этот кто-то другой, возгордиться и быть неизбежно за свою гордыню поверженным. Ибо Аллах, о великий султан, как тебе прекрасно известно, не допускает в человеке гордыни, а насылает на него джиннов и ифритов, которые так или иначе – чаще иначе – низвергают его в пыль, в грязь, в пучину праха, где он и кувыркается потом до скончания времён, смотря по обстоятельствам.
Виллимар так не думал. Ему казалось, что быть копирайтером и айтишником в стране, построенной на копирайте и айти, невелика заслуга, что это примерно то же самое, как быть воином в полку янычар или евнухом в гареме. Обыденность, обыденность и обыденность.
Виллимару казалось, что подлинная соль земли – это его богемные друзья, те самые люди, которые никак не хотели вовремя отдавать ему одолженные суммы и выдумывали миллиарды различных отговорок, чтобы не платить за свою выпивку. Виллимар на это не сетовал, это было его единственной отрадой – осознание, что он хотя бы таким образом может быть причастен к тому миру, в который он всегда стремился и телом, и душой – к миру высокого искусства. Виллимару хотелось творить. Не слишком имело значения, в какой именно области, ему хотелось сделать что-то, внести какой-то свой вклад в развитие культуры маленькой страны («Культуры» – говорил он с придыханием и явно используя большую букву). Он не хотел славы на этом поприще, он был даже не выше этого, а как-то мимо. Для него совершенно не имели значения личные достижения в этой области. Ему хотелось создать что-то очень-очень красивое, и так остаться в памяти ноосферы и своих друзей.
Свою работу копирайтера он никак не воспринимал в этом качестве. Притом, что ежедневно он в буквальном смысле слова выдумывал по три-четыре рекламных слогана, порой очень остроумных, в несколько раз остроумнее иного стихотворения, но относился к этим своим экзерсисам он очень критично. Это казалось ему просто средством зарабатывания денег и содержания своей семьи. Настоящее творчество, высокое искусство, думал Виллимар, всегда бескорыстно и недоходно. Это тогда, думал Виллимар, когда ты делаешь что-то от всей души и от чистого сердца, не ждёшь никаких вознаграждений, а, с хрустальной прозрачностью внутри, вызванной внутренним напряжением всех творческих сил организма, благоговейно дивишься потом на результат своего труда, который кажется тебе созданным кем-то другим, высшим и лучшим. Если бы, о великий султан, наши придворные живописцы и каллиграфы разделяли этот ход мыслей моего героя, многое бы изменилось в твоей великолепной столице.
Некоторые из друзей подтрунивали над такими представлениями Виллимара, другие завидовали белой завистью. Если уж попадётся один идеалист в искусстве, так он непременно из таких, которые ничего не умеют, думали они. Мне бы его идеалы, уж я бы…На этом они смешивались и не могли додумать свои мысли до конца. Что бы уж они сделали, оставалось неясным даже им самим.
Но был среди друзей Виллимара один писатель. Вернее, их было несколько, но один был такой, который особенно сочувствовал подобным идеалам своего приятеля, и долгое время думал, как бы ему помочь. Ум писателя, как известно, изобретателен только в смысле своих творений, в житейском же и бытовом смысле они что дети. Ничего умнее не смог этот писатель придумать, как обратиться однажды к Виллимару с предложением, которое, как казалось ему, способно если не перевернуть жизнь его друга, то уж во всяком случае наполнит его по гроб жизни благодарностью.
– Я тут новую книгу планирую выпустить, – сказал он Виллимару.
Виллимар благоговейно кивнул, не подозревая ещё всей глубины своего счастья.
– И я подумал, может быть ты захочешь её оформить?
Для Виллимара это прозвучало как труба архангела. Не та, что прозвучит в день Страшного суда, а просто некий судьбоносный звук, подобный тем, которые случаются в фильмах, когда главный герой узнаёт великую тайну после полуторачасовой гонки за ней.
– Но я…никогда этого не делал, – попытался он отвратить судьбу.
– Всегда бывает первый раз. Тем более, ты же занимаешься в своей конторе оформлением разного рода проектов. Среди них наверняка встречаются и визуальные решения, – не слишком понимая, что он говорит, уговаривал друг.
Долго уговаривать всё-таки не пришлось. Виллимар смог взять себя в руки и осознать, что это именно то предложение, которого он ждал всю свою жизнь, это волшебная палочка голубой феи, которая превратит рутинную тыкву его жизни в великолепную карету, это золотой билет в мир искусства и высокого творчества. Это шанс стать таким же, как они, те небожители, на которых он, со своей зарплатой, превышающей все их доходы, вместе взятые, смотрел с кроткой завистью.
Виллимар взялся за дело. Сначала он прочитал рукопись. Разумеется, он пришёл в восторг от сюжета и тонкости слога своего друга. Он спрашивал себя, как так вообще могло произойти, что подобные люди ходят по земле с ним рядом, ничуть не смущаются этим обстоятельством, между тем, как где-то в глубинах их душ сокрыта такая нечеловеческая красота. У него родилась масса идей, но он очень боялся всё испортить. Его видение – это видение профана, любителя, простого смертного, которому недоступна гармония сфер.
– Так книга на простых смертных и рассчитана, – говорил ему друг. – Как раз твоё видение и будет тем, что надо публике. Тем более, ты профессионал.
Виллимар совсем так не думал, но принялся за работу со рвением, которого никогда не было у него при выполнении его копирайтерских проектов. Ему очень хотелось, чтобы понравилось и читателям, и автору. Даже автору больше. Потому что автор – представитель мира искусства, человек высоких чувств и тонкой душевной организации, и, если оформление будет сделано плохо, он обидится и разорвёт отношения с Виллимаром раз и навсегда. А это не то, чего Виллимару бы хотелось.
Он работал день и ночь, его жена даже подумала, не обидеться ли ей за такое отсутствие внимания. Он действительно забросил семью, на работе вёл себя, как зомби, выполняя задания в полумёртвом состоянии и только те, которые уже не терпели отлагательств. Думал даже взять отпуск за свой счёт, чтобы полностью сосредоточиться на творческом задании. Удержало его от этого шага соображение о том, что все эти писатели, художники и актёры никогда так бы не поступили, они будут лучше голодать и недосыпать, но их скудное финансовое положение не может им позволить каких-либо творческих отпусков, им всегда приходится совмещать. Виллимар почувствовал, что хотя бы в этом и он может быть таким же, как они. Так что днём он работал, но мысль его всё равно лихорадочно крутилась вокруг книги его приятеля. А уже ночью он давал себе волю, рисовал, выдумывал, приходил в состояние творческого экстаза, даже один раз накричал на жену. Жена была у него понимающая, поэтому она не стала на него обижаться. Нельзя обижаться на творческого человека, особенно если он ещё на пути туда.
Виллимар нарисовал примерно двадцать вариантов оформления. Каждый новый поначалу казался ему лучше предыдущего. Когда он заканчивал рисовать предыдущий, в голову ему приходила идея, без сомнения, гениальная, намного лучше всего того, что приходило ему в голову раньше. Он моментально бросался к ноутбуку и рисовал следующий вариант. Заканчивал, и готов был уже пойти с женой пить чай или на традиционную утреннюю пробежку, или поиграть с детьми, как вдруг в голову ему приходила следующая идея, по сравнению с которой всё предыдущее казалось бредом, нелепицей, ерундой. Со временем он стал спать с ноутбуком. В прямом смысле слова, ставил на стул возле кровати включённый ноутбук, чтобы, если его вдруг осенит во сне или привидится какая-нибудь мощная оформительская картина, можно было бы тут же проснуться и занести её – хотя бы в виде набросков или даже заметок – в очередной файл.
Чему нельзя не поразиться, о великий султан, так это безграничному терпению его жены. Ни разу, ни одного-единого раза за всю историю Виллимаровых оформительских страданий она не попрекнула его, не сказала ему ни единого ехидного слова, даже не посмотрела косо. Что укрепляет нас в нашей уверенности насчёт существования настоящей любви. Такое иногда случается, причём везёт, как правило, почему-то много зарабатывающим копирайтерам, ну, и иногда ещё нефтяникам и банкирам.
Двадцать штук, двадцать версий нарисовал Виллимар прежде, чем вышел отведённый им самому себе срок. Друг-писатель, разумеется, тоже поставил ему какой-то дедлайн, но Виллимар был к себе гораздо строже, и его собственный крайний срок, выдуманный им для себя же самого, наступал чуть ли не на месяц раньше того, что ожидал друг-писатель. Виллимар не хотел подводить людей, и менее всего он хотел подводить необязательных и никогда не придерживающихся графиков и дедлайнов людей искусства. Он связался с другом-писателем и сказал, что кое-что набросал. Теперь им нужно встретиться, чтобы друг-писатель посмотрел на имеющиеся варианты, высказал свои пожелания. Чтобы поведал Виллимару, что ему нравится, а что не очень, и нравится ли ему вообще что-нибудь из предлагаемого, или нужно всё стереть и начать совершенно заново с чистого листа. Внутренне Виллимар был готов именно к этому последнему варианту развития событий. Он понимал, что творческим натурам очень сложно угодить. Это не то что какой-нибудь директор мясокомбината, которому важно только, чтобы в кадре показали его сосиску в зубах у симпатичной модели, и упомянули название фирмы. Это люди искусства, с высокими запросами и неясными предпочтениями. Банальность тут не прокатит. Когда Виллимар просыпался среди ночи и лихорадочно листал все свои двадцать вариантов (двадцать два, если быть уж совсем точным), ему казалось, что все и каждый из них бесконечно банальны. Он покрывался холодным потом и пытался выдумать ещё какой-нибудь, новый вариант, но даже столь изобретательные и мотивированные мозги, по всей видимости, имеют свои ограничения на работу. Больше он не мог выжать из себя ничего. Оставалось только надеяться, что друг-писатель как-нибудь не будет слишком требователен для первого раза, что что-нибудь можно будет взять за основу и доработать.
Довольно долго они с другом-писателем обсуждали, где встретиться. Писатель предлагал какой-нибудь знакомый обоим кабак, Виллимар не считал это хорошей идеей. При обсуждении такого важного вопроса нужно быть трезвыми, и уж ни в коем случае никак нельзя, чтобы ноутбук с вариантами оформления находился среди еды. Мало ли что. Потом будет не восстановить. Тем более, в рекламном бюро, где работал Виллимар, тем временем произошли некоторые перемены. Его руководитель ушёл в какой-то безлимитный неоплачиваемый отпуск. По всей видимости, о великий султан, подобные метания вообще свойственны людям данной профессии. Всем им, надо полагать, периодически кажется, что занимаются в жизни они совсем не тем, чем им хотелось бы, все они перегорают и стремятся выйти из перманентного экзистенциального тупика. Только делают это по-разному. И вот руководитель копирайтерского бюро, где работал Виллимар, решил выходить из этого экзистенциального тупика самым классическим из всех возможных способов – он уехал куда-то чиллить и медитировать. На Гоа, можно было бы сказать, о великий султан, если бы твой указ не карал за банальность лютой смертью. И, уехав, оставил Виллимара за главного, как самого толкового после себя работника. На самом деле эта градация, конечно, условна, но именно такая установка вертелась в голове этого вошедшего в нашу историю безымянным начальника. Вилиимар, таким образом, был маленьким царём в немаленьком пространстве своего офиса, мог там делать вообще всё, что заблагорассудится, с единственным условием, чтобы проекты были сдаваемы в срок.
Во всяком случае, принять друга-писателя по-королевски он очень даже мог. Девочка-секретарша в короткой юбке принесла писателю кофе и фрукты, Виллимар и писатель отгородились от мира в специальной комнате для совещаний на уютных эргономичных диванах с ноутбуком и под релаксирующую музыку. Остальные сотрудники копирайтерского офиса думали, что к ним пришёл один из очень важных клиентов, которые периодически пользовались услугами фирмы. Виллимар никому не говорил о том, чем занимается в свободное от работы время, поэтому их логика неудивительна. Все признаки указывали на то, что, действительно, речь идёт о какой-то ужасно важной вип-персоне. Так что они старались ходить на цыпочках и громко не звенеть ложечками в кофейных чашках.
Виллимар открыл ноутбук с замиранием сердца. Он протянул его другу-писателю и предложил тому полистать самому, потом высказать свои критические замечания и перейти ко второму этапу – обсуждению дальнейших действий. На время, пока писатель листает варианты, Виллимар с удовольствием бы закрыл глаза или вообще покинул помещение, но почему-то ему казалось, что этого делать ни в коем случае нельзя, это будет проявлением неуважения, небрежения, безразличия, и максимум, что он смог себе позволить, это отвернуться от писателя и ноутбука, чтобы смотреть в невыразительную сторону, как обычно делают люди, стоящие в очереди к банкомату, дабы не нервировать того первого, который уже снимает деньги. Сердце Виллимара разрывалось на части, он лихорадочно соображал, что будет, если писатель вынесет вердикт о том, что ему не понравился ни один из предложенных вариантов. Он почти не сомневался, что вердикт именно таким и будет. Поскольку больше его мозг не в состоянии был выдумывать варианты, он почти смирился с тем, что книгу отдадут на оформление другому человеку. Ему было заранее горько от такого развития событий, но совесть его была чиста. Он сделал всё, что мог. Ему выпал шанс, и он попытался. Не получилось – ну пусть не получилось, обидно, конечно, но, в конце концов, он же не творческий человек. Если книгу отдадут в чужие руки, он попытается хоть техническими навыками помочь и принять участие в её дальнейшей судьбе. Он уже с этой книгой сроднился и не привык оставлять проекты на полпути. Хоть шрифт нарисует или что-нибудь.
Друг-писатель утомился листать все двадцать вариантов и примерно на пятнадцатом сказал, что ему нравится почти всё.
– Как это? – не сразу понял Виллимар.
– Ну вот это хорошо, и вот это хорошо, и это, – стал перечислять друг-писатель, у которого не было больших дизайнерских претензий и любое концептуальное и броское оформление вызывало почти искренний восторг. – Выбери сам, что больше нравится тебе, и на этом остановимся. Не будем бесконечно множить варианты. Лучше дальше будем работать.
Виллимар запаниковал. Что же выбрать, чтобы оно понравилось и его заказчику? Что же ему самому нравится больше всего? Он вложил столько труда, бессонных ночей и творческой энергии во все эти двадцать с лишним вариантов, что теперь никак не мог ткнуть пальцем в какой-то из них и сказать, что вот этот нравится ему больше других. Ему казалось, что так он обязательно обидит какие-то другие варианты, пропустит мимо глаз то самое настоящее, подлинное искусство, к которому так стремился. Он потерял способность трезво оценивать собственный труд. И не знал, как об этом сказать заказчику. Он ещё долго показывал ему какие-то фотографии, которые вдохновили его на тот или иной вариант дизайна, рассказывал историю их появления, где, как и при каких обстоятельствах он поймал тот или иной кадр. Друг-писатель невпопад кивал, явно думая о чём-то совсем другом. То ли его не интересовало протекание творческого процесса, то ли он настолько съел в этом собаку, что все несчастные попытки Виллимара казались ему жалкими и наивными, но он пил уже вторую кружку кофе и с интересом поглядывал на секретаршу в короткой юбке, делавшую вид, что работает, в дальнем углу офиса.
– А тебе? Тебе что-нибудь нравится? – наконец с надеждой спросил Виллимар у писателя.
– Я же говорю, мне всё нравится. Я выбрать не могу.
Виллимар ещё попаниковал и поговорил о преимуществах того или иного варианта. Потом до него постепенно стало доходить, что сидят они здесь уже третий час, секретарше наверняка хочется домой, да и писатель уже утомился. Пора бы сделать выбор, порешить на чём-то и посчитать творческий консилиум закрытым. Невероятным усилием воли он выжал из себя следующее предложение.
– Ладно, давай так. Я не хочу брать на себя такую ответственность. Просто тыкни мне пальцем, над чем работать дальше, что сейчас на самый первый беглый взгляд наиболее привлечёт твоё внимание, и закончим на сегодня.
– Да не надо работать дальше, всё уже готово, – с полустоном отозвался нетерпеливый писатель, но тоже взял себя в руки и снова просмотрел все варианты. Всё-таки это была его книга, и оформление до некоторой степени было важно для него. Гонорар за книгу он уже получил, в этом смысле ничто ничего не решало, но ведь всегда можно ещё получить премию за лучшее оформление книги. Правда, эту премию, если получит, то получит, конечно, сам Виллимар, но неужели он не проставится по такому случаю? Да и вообще. Чем лучше книга будет оформлена, тем большее внимание она будет привлекать в книжном магазине, и с тем большей вероятностью её купят не шестнадцать читателей, а, к примеру, все двадцать пять.
– Ну, давай вот это, – ткнул, наконец, он пальцем. Он отнёсся к выбору с максимальной серьёзностью, на которую был способен в данный момент, после двух с половиной часов видения и после того, как невероятным изгибом головы смог-таки разглядеть нижнее бельё секретарши и огорчиться самому факту его наличия.
– Хорошо, – безропотно согласился Виллимар и перенёс файл с выбранным вариантом на десктоп. – Теперь я доведу его до ума, и можно будет думать, что делать дальше.
– Да что делать? – сказал писатель. – В типографию сдавать, известно, что делать.
– В конечном итоге да, – неохотно согласился Виллимар. – Но сначала я должен довести этот вариант до ума.
– Да чего там доводить ещё?
– Всё должно быть закончено. Можно шрифтами поиграть, с типографией я ещё должен поговорить.
– Зачем тебе говорить с типографией? Что она тебе такого скажет?
– Там много разных нюансов. Шрифт, бумага. От толщины бумаги очень многое зависит в оформлении. От фактуры её. Толщина, шелковистость. Мне многие вещи нужно под это подогнать.
– Ну подгоняй, я не против. Только сроки есть, ты в курсе, да?
Виллимар заверил заказчика, что сроков он готов придерживаться и что ещё до наступления холодов книга, как они и договаривались, выйдет из печати. Для себя он наметил такой план действий. Он дошлифует оформление, затем распечатает сигнальный экземпляр на три-д принтере, покажет его писателю, и, если тот одобрит, уже с этим экземпляром отправится в типографию. И там плотно разберётся с форматами, шрифтами и бумагой. Добьётся совершенства, добьётся того, что массовый тираж книги будет точно таким же, как и отпечатанный им на три-д принтере сигнал. Потому что уж если работа сделана, да какая работа ещё, творческая и высокохудожественная, раз она получила одобрение автора и заказчика, то нужно довести её до совершенства. Она должна увидеть свет именно в таком виде, до какого они с писателем сейчас договорились.
Писателю уже не терпелось поскорее отделаться от этой книги и приняться за новую. У него этих книг был миллион в мешке, он фонтанировал этими книгами, в год готов был писать по три штуки и не задумывался о качестве. И тут коса нашла ровно что на камень, жизнь столкнула его с человеком, для которого существовал только один результат творческих проектов – максимально достижимое совершенство. Виллимара раздражал факт несоответствия того, что он рисовал в компьютере и того, что реально выходило наружу. Причём это происходило не только с книгами. Собственно, о великий султан, да продлит Аллах твои дни, как оно происходило с книгами, Виллимар ещё не мог с точностью утверждать, это был его первый, дебютный опыт.
В ближайшие несколько дней он шлифовал отобранное писателем оформление и заодно третировал самого писателя, чтобы тот предоставил ему контактные данные типографии. Писатель сначала артачился было, а потом подумал, что чего он теряет, только приобретает же, ему не надо будет самому вести мучительные переговоры с типографией. Вхождение во все эти тонкости, в размер и плотность бумаги, в количество печатных знаков на странице и формат будущего шедевра – всё это утомляло писателя невообразимо, так что сейчас, получив редкую возможность делегировать эти технические тонкости своему неискушённому приятелю, он, в конечном итоге, решил, что это самый лучший вариант, который могла бы предложить ему судьба. Сбросить с рук своих и не вникать больше. Наслаждаться потом готовой книгой и народной любовью – это можно. А погрязнуть в рутине цифр и уточнений – пусть этим занимаются другие.
К сожалению для себя, писатель плохо знал своего друга Виллимара. Им пришлось встречаться ещё раз пять. И это всё до того, как Виллимар отправился в типографию. При всей своей компьютерной одарённости, Виллимару казалось, что в вопросах искусства нельзя доверяться электронным носителям. То есть, можно, но только тем, которые физически можно показать, и удостовериться, что собеседник видит, воспринимает и реагирует. Электронная почта и всевозможные сайты и программы, позволяющие скачать себе в компьютер тяжёлые файлы, это всё, конечно, хорошо. Но личного общения ничто не заменит. Искусство – товар штучный, а электроника – вещь массовая. Примерно так объяснял себе Виллимар. Поэтому искусство требует личного общения. И ему даже не было неудобно тревожить писателя. Он почувствовал какой-то азарт, нужно было довести дело до конца, сделать идеальную книгу – хотя бы по оформлению. Он не вдумывался в содержание, в этом он достаточно доверял писателю, доверял тому, что тот был в состоянии написать достаточно хорошие тексты. Алмаз у него был, в его задачу входила огранка. Это было уже что-то сродни принципам наёмного убийцы – ему заказали оформить книгу, и он её оформит, даже если вдруг заказчик передумает и заберёт заказ обратно.
Виллимар почти перестал есть. Его семья почти перестала его замечать. С утра он уходил на работу, на автопилоте выполнял копирайтерские задания и потом, чаще всего на такси, мчался домой, чтобы шлифовать выбранный вариант. Он перепробовал все шрифты, которые знал, и парочку новых, только что запущенных в интернет. Он привешивал к этому дизайну самые разные эффекты – зеркальность, тени, выпуклость, вогнутость, изломанность линий, да мало ли что ещё. И по каждому варианту он вызванивал писателю, присылал ему файлы даже среди ночи, нимало не задаваясь вопросом, чем тот там может заниматься. Ему серьёзно не приходило в голову, что писатель может относиться к своему детищу с меньшим трепетом, чем он, простой оформитель и верстальщик. Очень скоро писатель уже был не рад, что вообще вылез с таким предложением. Он соглашался на все варианты, предлагавшиеся ему Виллимаром, лишь бы тот только побыстрее оставил его в покое в каждый конкретный момент времени. Его общение с Виллимаром постепенно свелось к положительным хмыканьям и угуканьям, он перестал отвечать развёрнуто. Виллимара это тревожило, он чувствовал, что писатель что-то ему недоговаривает, но не мог понять, что. Ему казалось, что в какой-то момент писателю перестал нравиться выбранный им же самим вариант, и он продолжает делать вид исключительно из жалости к нему, Виллимару.
Сам же он всё никак не мог остановиться. Ему всё время казалось, что это оформление ещё можно улучшить, что вот сейчас он подумает, поднимет глаза к потолку и увидит там ту недостающую деталь, виньетку, которая придаст этому варианту окончательную стройность. И все будут довольны.
Этого варианта он так и не достиг. Потолок ухмылялся над ним своей недизайнерской тупой белизной и не открывал своих тайн. Жена и ребёнок передвигались по дому на цыпочках и разговаривали шёпотом, при том что ребёнок ещё толком не умел говорить. Если бы Виллимар знал, о великий султан, на какие жертвы они ради него шли, как они сдерживали своё желание общаться и играть с мужем и отцом, он стал бы ценить их намного больше, чем все оформления всех книг на Земле, вместе взятые. Но мы никогда не знаем того, что ведомо Аллаху. В этом, видимо, наша главная беда.
Наконец, в результате очередного творческого тупика, продлившегося неделю с лишним, Виллимар принял решение. Улучшать, видел он, ещё очень даже есть куда, но его личный мозг больше не в силах был этого делать. Он с трепетом послал последний файл писателю и получил от того мгновенное одобрение. Он ещё раз распечатал улучшенный вариант на три-д принтере и постановил назавтра связаться с типографией и начать договариваться о том, когда он передаст туда книгу. По этому поводу он пошёл на беспрецедентный для себя шаг – взял отгул на работе. Финальный аккорд требовал максимальной сосредоточенности.
Наутро, наспех позавтракав, он набрал номер владельца типографии.
– Это опять я, Виллимар, помните, я с вами связывался по поводу оформления книги. Про бумагу узнавал и шрифты.
– Помним, конечно, помним. Но я же всё вам уже рассказал, вроде бы вы всё записали. Что-то осталось непонятным? Извольте, я могу повторить.
– Нет-нет, не в этом дело. Книга готова.
– Замечательно. Присылайте файлы. Вам напомнить адрес?
– Вот я поэтому и звоню. Я бы очень хотел прийти к вам лично.
– Зачем? – искренне удивился владелец типографии. На его памяти никто никогда ещё не высказывал такого желания.
– У меня есть сигнальный экземпляр книги, отпечатанный на три-д принтере. Я бы хотел вам его принести и поговорить с тем человеком, который непосредственно будет заниматься печатанием этого издания.
– То есть, со мной.
– А, это вы? Я думал, вы просто руководите общим процессом.
– Руководство общим процессом как раз и подразумевает личное наблюдение за печатанием особенно важных книг.
Виллимару эти слова были как бальзам на израненную бессонными ночами душу. Разумеется, это была особенно важная книга. Это была самая важная книга года, если не десятилетия. И его радовало, что владелец типографии отнёсся к ней с должным почтением. Не перевелись ещё в этой стране профессионалы, значит. Искусство в надёжных руках. Скорбный труд не пропадает даром.
– Тем лучше. Тогда я прямо к вам и приду. Напомните, пожалуйста, как вас зовут? А то мне ужасно неудобно, я с того нашего разговора не запомнил.
– Это необязательная информация, – улыбнулся в телефон владелец типографии, Виллимар прямо почувствовал его улыбку. Не стоило засорять себе мозг, вы же занимались очень важным делом. Оформление и вёрстка требуют максимальной сосредоточенности на главном, и внимание к посторонним деталям ведёт к распылению. Я Норман.
– Очень приятно, Норман. Я тогда прямо завтра и подъеду.
– В котором часу вас устроит?
– А в котором устроит вас?
– Я завтра на работе очень рано, с семи утра, и приблизительно до часу, потом нужно будет уйти.
– Это не проблема, я успею. Часам к девяти думаю подъехать.
– Договорились.
Впервые за долгое время Виллимар спал в одной кровати с женой и даже почти выспался. Сигнальный макет книги, впрочем, он на всякий случай держал на тумбочке у себя при кровати. В том числе и для того, чтобы утром он первым делом бросился ему в глаза. Так он точно не забудет о том, чем фанатично занимался последние восемь месяцев. Чтобы уж наверняка.
Но завтра началось с неприятного известия. Владелец типографии не смог его принять в назначенное время. Как у всех предпринимателей, у него обнаружилось какое-то срочное дело, которое никак нельзя было отложить, и ему пришлось по-быстрому отъехать порешать вопросы. Виллимар терпеливо ждал его в приёмной его кабинета с макетом книги. Ждал час, ждал два, ждал три. Потом владелец типографии позвонил и сказал, что сегодня никак не успевает, и предложил Виллимару показать макет замещающему его сотруднику, который всё равно будет этим заниматься и который в курсе дела.
– Нет, я так не могу, – сказал Виллимар. – Я хочу с вами лично поговорить. Вы же знаете, чем больше мы делегируем наши полномочия, тем больше вероятность испорченного телефона. Уж лучше я завтра приду, и тогда уж наверняка.
Но и назавтра у них не срослось. На этот раз из-за Виллимаровой паники. Он вдруг подумал, что, если владелец типографии не смог его принять, то это было неспроста, никакое важное дело не могло служить отговоркой для отлынивания от разговора о книге десятилетия. Что-то там нечисто, возможно, он просто колеблется, печатать ли эту книгу. Мало ли по какой причине, например, конкуренты прослышали про готовящуюся бомбу и наехали на него. Да необязательно даже наехали, просто сделали какое-нибудь очень выгодное в финансовом смысле предложение, от которого типограф не смог отказаться. Виллимар дошёл с книгой до дверей типографии, но не стал входить. В конце концов, при таком отношении нужно ещё несколько раз хорошо подумать, прежде чем отдавать книгу этому человеку. Без желания шедевры не делаются. Даже если его оформление подкачало – в чём он уже почти не сомневался, утешая себя только тем, что сделал всё, что мог – то содержание-то никуда не делось. Посредственная рама не может полностью убить гениальную картину. Может немного подпортить впечатление, но знатоки всё равно разглядят жемчужину в куче навоза. А всё это предприятие изначально рассчитано прежде всего на знатоков. Это потом уже они расскажут простым обывателям, как волшебно то, о чём те и понятия не имеют. И тогда начнётся ажиотаж и бешеные допечатки тиражей.
Не смог он отдать книгу и на третий день, и через неделю, и через две. Он приходил с ней в типографию и беседовал с владельцем, задавая ему всё больше и больше вопросов о сроках, о качестве, и настаивая, что из типографского станка массовый тираж должен выйти ровно точно таким же, как этот макет. Ввиду каких-то технических тонкостей владелец типографии не мог это ему гарантировать. Он говорил, что будет очень похоже, почти идентично, но большие типографские станки не в состоянии воспроизвести вот эту виньетку и ещё вот эту завитушку.
– Тогда покупайте новые, которые смогут, – пожимал плечами Виллимар и уходил.
Ещё и потому не решался он отдать книгу в чужие руки, что это в принципе стало казаться ему кощунством, всё равно как поступок суррогатной матери, отдающей своего ребёнка заплатившим ей родителям и добровольно отказывающейся от всех на него прав. Друг-писатель звонил ему по нескольку раз в неделю, устраивал истерики по поводу летящих ко всем чертям сроков. Виллимар заверял его, что переговоры уже находятся в своей заключительной стадии, что осталось согласовать последние детали, что он может торжественно обещать, что, в самом крайнем случае, к пятнице всё будет закончено, и он передаст книгу в типографию. Но наступала пятница, его снова одолевали сомнения, он снова приходил с макетом в типографию, показывал его владельцу, благоговейно перелистывал немного затрепавшиеся уже страницы, и уходил с той же книгой домой.
Друг-писатель в конечном итоге понял всю безнадёжность ситуации и сепаратным образом договорился с другим издательством. Через несколько месяцев книга вышла под другим названием и в другом оформлении. Что бы было с Виллимаром, если бы он об этом узнал, трудно предсказать. К счастью, он остался в неведении. С ним случилось другое потрясение.
Даже самая маленькая капля точит камень. Даже одинокий муравьишка способен со временем перенести на новое место весь муравейник. Возможно, о великий султан, мои аналогии неуместны, но ты, с твоим блистательным умом, несомненно, уже понял, что я хочу сказать. Проходив в типографию месяц, другой и третий, проносив истрепавшийся и засаленный макет полгода, Виллимар, наконец, решился. Зажмурившись, он отдал книгу владельцу типографии. Он уже успел смириться с мыслью, что совсем такой же, как на макете, она не будет. Уже был согласен на максимальное приближение, хотя это и сильно его расстраивало.
А владельцу типографии что? Деньги уже были заплачены, ещё где-то год назад он по проекту получил всю причитающуюся ему сумму, так и какая разница ему, что эта же, по сути, книга уже выпущена другим издательством в другой типографии. Он деловой человек и выполняет свои обязательства. Взял и напечатал. Издательству, так уж получилось, тоже было без разницы, окупится книга или нет. Дело в том, что друг-писатель получил деньги на её издание из какого-то гранта, и спонсировал себя полностью сам. Иногда он мог себе это позволить. Вот альтернативный вариант той же самой книги уже да, уже был издан на деньги другого издательства, которое, впрочем, оказалось аффилиированным с первым. Сложная система, но довольно часто встречающаяся для маленькой страны. Все каким-то образом связаны со всеми. Никто ни при каких раскладах не остаётся на бобах.
За исключением Виллимара. Ну так не надо лезть в мир искусства со своим калачным рылом, если ты, о великий султан, меня понимаешь. Итак, издательство пристроило второй (по сути, первый, но кого это теперь волнует) вариант книги в книжные магазины, подписало с ними акт приёмки-передачи, предполагающий ежемесячное получение отчётов о продаже, и успокоилось. Книгу, естественно, никто не покупал, и она стояла на полках книжных красивым, но мёртвым грузом. Виллимар же ходил вокруг этих полок таким морозом-воеводой и всё высматривал, не покупает ли кто. Очень ему хотелось случайно подловить покупателя этой шедевральной книжки. Просто чтобы посмотреть на него, необязательно даже руку жать. Просто взглянуть, какие люди живут в нашей стране, тонкие, просветлённые.
Но людей этих всё не было и не было. Виллимар расстраивался и не понимал, в чём дело. Шикарная же книга. И с точки зрения содержания, и с точки зрения оформления. Не так, как можно было бы, конечно, но в целом вполне приемлемо получилось. Не стыдно даже за свой вклад.
Виллимар написал письмо сотруднице магазина, занимавшейся продажами. Спросил, сколько книг продалось за месяц. Мотивировал это правдой – что он принимал участие в оформлении и, как заинтересованное лицо, хотел бы знать, сколько граждан оценили его труд по заслугам. Ни на какие проценты и отчисления, упомянул он отдельно и особо, он не претендует.
В магазине, как в большой фирме, были хорошо проработаны специализация и разделение труда. Сотрудница, которой писал Виллимар, не знала о существовании конкурирующего аналогичного издания, которое, надо отметить продавалось ни хорошо и ни плохо, обычно-стандартно для подобного рода литературы. У друга-писателя вообще был свой маленький отрядик поклонников, которые скупали каждую следующую выходившую его книгу, но так, чтобы он пользовался сколько-нибудь широкой славой Кивиряхка или Харгла (не к ночи будь помянут) – нет, такого не было. Второй вариант не приносил издательству убытков, но и жутких прибылей тоже не обещал. Тем не менее, даже по меркам книжного магазина, с этим вторым вариантом всё было нормально. Но сотрудница, как уже было сказано, этого не знала и опиралась только на статистические данные по первой книге, той, которую оформлял Виллимар. Поэтому она не погрешила против истины, когда прислала ему статистический отчёт, согласно которому книгу, с момента её появления в магазинах сети, купило два человека. Виллимара это сообщение потрясло. Он, конечно, не многого ожидал от своих сограждан в плане любви к высокому искусству, но не до такой же степени. Хотя бы сколько-нибудь их должно было слышать фамилию его друга-писателя и поинтересоваться, что он там такого ещё напридумывал. И вот, оказывается, что людям это вообще не надо. Совсем. Как тут не потрястись?
Несколько дней Виллимар ходил в этом потрясении и обдумывал, что же теперь будет, как же теперь дальше будут развиваться события, и тому подобное. Если бы он был философом, он впал бы в горечь и написал бы что-то вроде «Заката Европы». Его вера в добродетельность и благонамеренность человечества, и без того-то не слишком в нём укоренённая, окончательно за эти несколько дней раздумий испарилась.
Что мог сделать в такой ситуации богатый, брошенный всеми богами копирайтер? Осознать, что его пусть в искусство не удался, что он безнадёжно на этой дороге заплутал, не дошёл даже до поворота на пункт назначения, даже не увидел огней этого города вдалеке, не смог начать предвкушать. Но лепта у него была, и что теперь ему с этой лептой делать, раз ему не разрешают её внести? Все светильники для него перевёрнуты, ни одна копилка и кружка для подаяний не принимают его малый динарий. Но выход должен быть, выход есть всегда. В прошлом Виллимар был неплохим геймером, а любой геймер знает, что безвыходных ситуаций ни в одной локации не существует. Ищи и найдёшь. Выходи из плоскости и применяй нелинейную логику. Только не сдавайся и не поднимай лапки.
Виллимар прошёлся по всем книжным магазинам сети и скупил весь тираж книги. На такси доставил тираж домой и выложил книгами пол во всех комнатах своего двухэтажного дома. Оставил дорожки, по которым могли перемещаться он сам и члены его семьи. Хоть так жить в искусстве. Хоть так. Жизнь коротка. Искусство вечно.