Print This Post

Мария Ямпольская (Екатеринбург). Лики Ноября (о произведениях А.Кивиряхка и Д.Локара). Эссе

Новые oблака
1-2/2019 (81-82) 10.02.2019, Таллинн, Эстония

Рождённым в ноябре

Пытаясь смириться с беспросветной плотностью отчаянного уныния чёрных веток, закованных водоёмов, тоскливых сумерек и жалобных вздохов,
Пытаясь отыскать и ощутить упоение увядания,
Пытаясь проникнуться — и вдохновиться! — особенной, зачаровывающей и убаюкивающей атмосферой поздней осени,
Пытаясь… полюбить Ноябрь,
однажды я прочитала в месяце своего рождения книгу современного эстонского писателя Андруса Кивиряхка «Ноябрь, или Гуменщик».

А в прошлогоднем августе (не в конце осени, но в конце лета) внезапным ноябрём меня окутала-опутала новелла «Туман» словенского писателя XX столетия Данилы Локара.

И вот в один прекрасный день я решила рискнуть и сравнить ноябрь в этих двух произведениях.

В самом конце самого себя (как у нас, наверное, в конце октября) ноябрь в словенской сельской местности (что в местности Крас да под Злым Верхом), сияя чистотой, вспыхнул финальным аккордом золотых россыпей, чтобы, наконец, потемнеть, потускнеть и покрыться патиной. И паутиной. На бурых листьях и жухлой траве. «Осенняя симфония красок уже миновала свою высшую точку и вот-вот умолкнет, уступив вялому коричневато-серому однообразию. /…/ На скалах и склонах огненный отблеск красноватых кустарников утрачивал своё однотонное звучание, и от земли, откуда-то снизу, тянуло холодной ржавой сыростью»[1]). К слову, у гуменщика жухлость и наледь поздней осени наблюдалась уже в первые дни ноября: «…лужи за ночь затянуло тонким ледком, и ветер гонял ошмётки жухлой листвы»[2]). Сырая земля в это время года, в преддверии первых заморозков холоднее, ледянее сырого воздуха. Мёрзлая земля, промёрзшая почва. Да и воздух — леденящее, «холодящее» дыхание матушки зимы. Ещё не яростной: яркой и ясной.

Но если конец ноября в Словении — это ещё осень, то этот же период в Эстонии — уже зима: вовсю, совсем. Вот, например, возьмём 25 ноября (День моего рождения, а в Эстонии — Кадрин день, народный праздник): «Зимний день клонился к вечеру…»[3]) (ключевое слово — зимний). Впрочем, эстонская зима наступила уже в конце первой трети месяца: «…ну и мороз нынче! Первые снежинки скользили вниз, к земле, предвещая на Мартов день сильный снегопад»[4]). А снег с дождём заявился с первого же дня: 1 ноября «повалил мокрый снег»[5]), 5-го — «…Пошёл мокрый снег, и земля покрылась снежной кашей…»[6]), а под конец — «Мокрый снег всё валил и валил, и вся земля превратилась в одно болотное окно»[7]). (28 ноября). Это в повести «Ноябрь…». В новелле же «Туман» не показывается и даже не упоминается ни дождь, ни снег: там правит явление иного порядка. Но о нём позже. А пока — о светиле.

Что же солнце? В деревне гуменщика Сандера солнце показалось на пару-десяток минут всего два раза за весь ноябрь! В первый и в последний его день. «Около полудня ненадолго показалось солнце. Уже которую неделю не было такого чуда — с самого начала октября погода стояла пасмурная и дождливая. Теперь наконец солнце выглянуло из-за туч, увы, всего минут на десять, поднялся ветер, узенький просвет заволокло, и солнце исчезло»[8]). Это было 1 ноября. И 30-го: «Во дворе выглянуло солнце — в первый раз за четыре недели»[9]). В остальные же дни «…солнце, понятное дело, не светило…»[10]), «…небо, как повелось, было в тучах, и день был немногим светлее ночи»[11]). В деревне же крестьянина Баеца в тот день «утро выдалось необыкновенно чистое и ясное, казалось, сегодня оно сияет как-то по-особенному ярко»[12]).

Но глубокая голубизна ноябрьского неба… коварна. Вот день клонится к вечеру, и лёгкие облачка закатного (и по времени суток, и по времени года) неба… оказываются на уровне глаз. Обволакивают, околдовывают. «В лесу из-за стволов начал наползать лёгкий туман. Одно лишь облачко, похожее на дым сигареты, и он не придал ему особого значения. Он шагал дальше. А из-за деревьев наплывали всё новые пряди тумана, и когда он попробовал ускорить шаг и даже побежать, то упал…»[13]). Смеркалось… Туман становился всё более густым, а стены — всё более осязаемыми… Вечер сменился ночью.
Оставаться в густом лесу да в густом тумане в поздний час да поздней осенью — весьма сомнительное удовольствие и вовсе не занимательное приключение. Но белый свет (в буквальном смысле: белый свет!) вокруг и всюду, белая завеса ноября — ещё страшнее ноябрьской ночи. «Все дороги исчезли; на небе не было ни облаков, ни звёзд, ни солнца, даже самого неба больше не было. /…/ Лишь только в земле было что-то родное, надёжное»[14]).

Не видно ни зги не только в ноябре Локара, в ноябре Кивиряхка тоже. Там — всё белое, тут — всё чёрное. В первый же день «Недолгий день был уже на исходе, сумерки не заставили себя ждать и окутали всё вокруг. Ни звёзд, ни даже луны видно не было…»[15]). «Потом наступила ночь, и всё окутала тьма. Только в редких избах светились слабые огоньки в окнах, да вдалеке сиял большой господский дом. Ни звёзд, ни луны не было видно, а чёрный лес, который расстилался вокруг, казалось, всё ближе подступает к деревне»[16]). Это 25 ноября. «Недолгий ноябрьский день был на исходе, уже опустилась ночная темень, и ни луна и ни одна звёздочка не освещала погрузившуюся во тьму землю. Только костёр гуменщика горел ярким огнём и был виден издалека»[17]). Это 29-го.

Тем временем, туман «колыхался вперёд-назад, словно море». А человек «смотрел на него, смотрел, а потом воскликнул:
— Туман прядёт!..
И правда, создавалось впечатление, что белая стена постоянно обновляется, то густеет, то редеет. Однако её игра была слишком однообразна и утомительна»[18]).

Белая стена появлялась и обновлялась и на глазах у гуменщика. К примеру, 10 ноября «Под утро снег повалил так густо, будто весь мир сунули в мешок с мукой — вокруг не было ничего, одна сплошная белая круговерть»[19]). «Снег шёл и весь следующий день, заметая все дороги и погребая под собой колодцы. Собакам приходилось выкапываться из своих конур, а люди, если требовалось куда-то отправиться, доставали дровни»[20]). А 23-го «Ночью поднялась метель…»[21]). «К утру метель так и не стихла, и гуменщик поплотнее закутался в тулуп, прежде чем решился высунуть нос в снежную круговерть»[22]). Круговерть, круговерть…

— Туман прядёт и кружит, что твоя колдунья, — добавляет автор и герой повести «Туман»[23]).
О том, что за колдунья и чья колдунья, остаётся догадываться. И не догадаться!

Но вот полотно соткано: плотное, непроницаемое. Нескончаемое. И за этой ослепительной белизной — шаг-другой влево-вправо — словно изнанка, обратная сторона — стволы деревьев: одинаково чёрные и единственно чёткие. Сырые, отсыревшие. И всё остальное (осязаемое) мокрое, промокшее в этом чёртовом ноябре.

Всё промокло и на землях Eesti. Уже первого числа последнего осеннего месяца «на дворе было сыро и мерзко»[24]), на следующий день «…в воздухе висела мелкая холодная морось…»[25]), третьего дня – «…ночь напролёт лил дождь и дороги вконец развезло. Сырость стояла несусветная, промозглый холод пробирался даже под тулуп, отчего по телу бегали мурашки. Двор превратился в сплошное болото»[26]). 6-го «…дороги и дворы совсем развезло»[27]).

А на 9-й день, ни с того, ни с сего, «…грязь застыла твёрдой коркой, припорошённой лёгким снежком…»[28]). С 10 ноября всю неделю было снежно и морозно, морозно и снежно. И лишь 17-го потеплело (тогда же внезапно «…показалась полная луна, которая не светила над деревней уже несколько недель»[29])). С тем чтобы спустя пару дней мороз ударил с новой силой. «Мороз всё держался, и по утрам, если хотелось попить, воду из ведра приходилось вырубать. В избе Карела Собачника вода замёрзла даже в кружке, потому что сам Карел ничего, кроме водки не пил, чтобы хвори не пристали»[30]). Лишь после 25-го наступила оттепель — настоящая, харАктерная. «Во дворе хлюпало под ногами от талой воды, вся грязь, недавно прикрытая белым покрывалом, опять вылезла наружу. Сырость стояла невероятная»[31]). (27 ноября).

Под конец гуменщиков ноябрь совсем сошёл с ума. В предпоследний его день, 29-го «к утру снова похолодало, и все осадки последних дней, образовавшие непролазную грязь, превратились в лёд»[32]). И что же, в последний, 30-го? «Ночью опять выпал снег, однако уже под утро снова повернуло на оттепель, так что грязи и слякоти стало больше прежнего. Лошади ступали уже почти по колено в жидкой грязи, а людям талая вода порой заливалась за голенища сапог»[33]).

Который час? Который день? Первый, второй, третий? «Туман теперь не был той силой, которая приходит и уходит, как он воспринимал его в первый день, и даже ещё вчера, — нет, сейчас это было что-то неизменное и постоянное, как судьба…». Туман оказался той силой, из-за которой Баец своим пятидневным отсутствием отправил в мир иной старого своего отца, пропустил свадьбу любимой дочери и отёл любимой коровы. Сырость оказалась не менее (если не более) роковой. К счастью, Лийна Коростель, просидевшая в полночь в снегу на свидании с любимым, казалось, вечность, Лийна, которой ледяная сырость насквозь промочила платье и пробралась под кожу[34]), не простыла и не слегла. Но снеговик-домовик внезапно Ханса растаял («огромные сугробы осели и превратились в жалкие грязные кучки, а от снеговика только и осталось, что голова, да и та уже вся раскисла»[35])), столь же внезапно погубив своего влюблённого хозяина. К слову, и горемыка Баец вконец промок. «Одежда на нём стала тяжёлой, он чувствовал, что она вся промокла, словно он все эти дни ходил под моросящим дождём, и сама кожа, казалось ему, пропиталась водой, как и щёки, волосы, ресницы»[36]).

«Возле берега море замёрзло, но в отдалении зловеще чернела открытая вода»[37]). Ноябрь как судьба. Как то, что нужно и, по всей видимости, можно пережить; пока, наконец, ноябрьский ветер (ветер как спад кульминации, как сброс напряжения и выброс энергии), точнее, ноябрьские ведьмы не спляшут свой гопак, а ноябрьские лешие не пропоют свои охотничьи песни[38]). И на небе не покажется первая — не во всей, но в этой вселенной — путеводная звезда.

***
— Ух, до чего же на улице мерзко, — сказала она, войдя в избу после того, как умылась возле колодца. — Хоть бы уж снег поскорее выпал, нет ничего хуже такой грязюки.
— Одно слово — осень! — отозвался Рейн. — Грязи по шею. Но это всё пройдёт. Летом вон сколько недель хорошая погода стояла.
— Ну да, только кто сосчитает, как долго такая мерзкая погода продержится! — вздохнула Лийна. — Ты только представь, кабы всё время было тепло да солнце светило[39]).

Сноски    (↵ Вернуться к тексту)

  1. Против часовой стрелки: Словенская новелла. Избранное. — М.: ООО «Центр книги Рудомино», 2011. С. 260.
  2. Кивиряхк Андрус. Ноябрь, или Гуменщик. Издательство Aleksandra, 2008. Перевод с эстонского Татьяны Верхоустинской. С. 8.
  3. Там же. С. 144.
  4. Кивиряхк Андрус. Ноябрь, или Гуменщик. Издательство Aleksandra, 2008. Перевод с эстонского Татьяны Верхоустинской. С. 51-52.
  5. Там же. С. 3.
  6. Там же. С. 27.
  7. Там же. С. 165.
  8. Там же. С. 3.
  9. Там же. С. 176.
  10. Там же. С. 21.
  11. Там же. С. 165.
  12. Против часовой стрелки: Словенская новелла. Избранное. — М.: ООО «Центр книги Рудомино», 2011. С. 260.
  13. Там же. С. 262.
  14. Против часовой стрелки: Словенская новелла. Избранное. — М.: ООО «Центр книги Рудомино», 2011. С. 263.
  15. Кивиряхк Андрус. Ноябрь, или Гуменщик. Издательство Aleksandra, 2008. Перевод с эстонского Татьяны Верхоустинской. С. 7.
  16. Там же. С. 145.
  17. Там же. С. 169.
  18. Против часовой стрелки: Словенская новелла. Избранное. — М.: ООО «Центр книги Рудомино», 2011. С. 264.
  19. Кивиряхк Андрус. Ноябрь, или Гуменщик. Издательство Aleksandra, 2008. Перевод с эстонского Татьяны Верхоустинской. С. 55.
  20. Там же. С. 61.
  21. Там же. С. 126.
  22. Кивиряхк Андрус. Ноябрь, или Гуменщик. Издательство Aleksandra, 2008. Перевод с эстонского Татьяны Верхоустинской. С. 132.
  23. Против часовой стрелки: Словенская новелла. Избранное. — М.: ООО «Центр книги Рудомино», 2011. С. 265.
  24. Кивиряхк Андрус. Ноябрь, или Гуменщик. Издательство Aleksandra, 2008. Перевод с эстонского Татьяны Верхоустинской. С. 5.
  25. Там же. С. 8.
  26. Там же. С. 15.
  27. Там же. С. 33.
  28. Там же. С. 49.
  29. Там же. С. 102.
  30. Там же. С. 108.
  31. Там же. С. 155.
  32. Кивиряхк Андрус. Ноябрь, или Гуменщик. Издательство Aleksandra, 2008. Перевод с эстонского Татьяны Верхоустинской. С. 165.
  33. Там же. С. 172.
  34. Цит. по: Кивиряхк Андрус. Ноябрь, или Гуменщик. Издательство Aleksandra, 2008. Перевод с эстонского Татьяны Верхоустинской. С. 144-145.
  35. Кивиряхк Андрус. Ноябрь, или Гуменщик. Издательство Aleksandra, 2008. Перевод с эстонского Татьяны Верхоустинской. С. 145.
  36. Против часовой стрелки: Словенская новелла. Избранное. — М.: ООО «Центр книги Рудомино», 2011. С. 268.
  37. Кивиряхк Андрус. Ноябрь, или Гуменщик. Издательство Aleksandra, 2008. Перевод с эстонского Татьяны Верхоустинской. С. 72.
  38. Цит. по: Кивиряхк Андрус. Ноябрь, или Гуменщик. Издательство Aleksandra, 2008. Перевод с эстонского Татьяны Верхоустинской. С. 95.
  39. Кивиряхк Андрус. Ноябрь, или Гуменщик. Издательство Aleksandra, 2008. Перевод с эстонского Татьяны Верхоустинской. С. 33.
Также в номере:
20 фотографий из архива Ростислава Титова. Публикация Ольги Титовой    Галина Пушкаренко (Москва). Biblia Hebraica Stuttgartensia. Стихи    Ольга Титова. Жизнь и творчество Ростислава Титова (6.04.1928 – 29.07.2013). Эссе    Андрей Никитин (Одесса). Обоняние. Рассказ    Мария Ямпольская (Екатеринбург). Лики Ноября (о произведениях А.Кивиряхка и Д.Локара). Эссе    Полина Бреева (Москва). Серьезно о серьезном. Рассказ    Галина Ястребова. Девочки. Стихи    Александр Макаров-Кротков (Москва). Между тем. Стихи    Владимир Гущик. 7 стихотворений. Публикация Тимура Гузаирова    Тимур Гузаиров. Голос из Унжлага. Случай В.Е. Гущика    П.И. Филимонов. Целибат и мастурбация. Рассказ    П.И. Филимонов. Как правильно быть Марком Боланом? Стихи    Ирина Мелякова. По ту сторону окна. Стихи    Дарья Суховей (Санкт-Петербург). Шестистишия про облака, опубликованные и неопубликованные, выбранные машиной 6 февраля 2019 года. Стихи    Таисия Орал (Абу Даби). Памяти не за что зацепиться. Стихи    Людмила Логинова. Антропосфера. Стихи    Геннадий Каневский (Москва). Снилось. Стихи    Николай Караев. Ксеноязычие. Стихи    Андрей Иванов. Киркенес. Новые арабески    Иван Стариков. Надписи на баллоне. Предисловие к книге: П.И. Филимонов «Порошковые огнетушители» (Kite, Таллинн, 2018)    1-2 2019 (10.02.2019)    Сказочница Полина Черкасова: иногда мой труд напоминает работу реставратора / беседовал Игорь Котюх    П.И. Филимонов. Неклассифицированные куски чужих жизней. Рец на книгу: Арсений Ровинский «Незабвенная» (Москва: Новое Литературное Обозрение, 2017)    П.И. Филимонов. Защита Священных Коров. Рец на книгу: Александр Дельфинов «#Triggerwarning Poetry» (PANDA-theater, Berlin, 2017)    П.И. Филимонов. Чужая душа. Рец на книгу: Хамдам Закиров «Дословно» (Москва: Новое Литературное Обозрение, 2018)    Тимур Гузаиров. Там где мы есть. Калле Каспер открывает «Чудо. Роман с медициной». Рец на публикацию: Калле Каспер «Чудо. Роман с медициной» (Санкт-Петербург: «Звезда» №6, 2017)    Михаил Трунин. В поисках естественного языка. Рец на книги: Ян Каплинский «Улыбка Вегенера» (Ozolnieki: Literature without Borders, 2017) и Игорь Котюх «Естественно особенный случай» (Paide: Kite, 2017)    Полина Копылова. «Что говорит тобой, когда ты говоришь на своем языке?». Рец на книгу: Лариса Йоонас «Кодумаа» (Русский Гулливер, Москва, 2017)    Денис Кузьмин. Подражание рецензии. Рец на книгу: Борис Балясный «Узелковое письмо» (BRI & Ko, 2018)