Александр Кабанов (Киев). Чёрный вареник. Стихи
3-4/2013 (65-66) 31.12.2013, Таллинн, Эстония
ЧЁРНЫЙ ВАРЕНИК
В черной хате сидит Петро без жены и денег,
и его лицо освещает черный-черный вареник,
пригорюнился наш Петро: раньше он працювал в метро,
а теперь он — сельский упырь, неврастеник.
Перезревшая вишня и слишком тонкое тесто —
басурманский вареник, о, сколько в тебе подтекста, —
окунешься в сметану, свекольной хлебнешь горилки,
счастье — это насквозь — троеточие ржавой вилки.
Над селом сгущается ночь, полнолунье скоро,
зацветает волчья ягода вдоль забора,
дым печной проникает в кровь огородных чучел,
тишина, и собачий лай сам себе наскучил.
Вот теперь Петро улыбается нам хитро,
доставайте ярый чеснок и семейное серебро,
не забудьте крест, осиновый кол и святую воду…,
превратились зубы в клыки, прячьтесь бабы и мужики,
се упырь Петро почуял любовь и свободу.
А любовь у Петра — одна, а свободы — две или три,
и теперь наши слезы текут у Петра внутри,
и теперь наши кости ласкает кленовый веник,
кто остался в живых, словно в зеркало, посмотри —
в этот стих про черный-черный вареник.
* * *
Не лепо ли ны бяшет братие
начаты старыми словесы:
У первого украинского дракона были усы,
роскошные серебристые усы из загадочного металла,
говорили, что это — сплав сала и кровяной колбасы,
будто время по ним текло и кацапам в рот не попало.
Первого украинского дракона звали Тарас,
весь в чешуе и шипах по самую синюю морду,
эх, красавец-гермафродит, прародитель всех нас,
фамилия Тиранозавренко — опять входит в моду.
Представьте себе просторы ничейной страны,
звериные нравы, гнилой бессловесный морок,
и вот из драконьего чрева показались слоны,
пританцовывая и трубя «Семь-сорок».
А вслед за слонами поддатые люди гурьбой,
в татуировках, похожих на вышиванки,
читаем драконью библию: «Вначале был мордобой…
…запорожцы — это первые панки…»
Через абзац: «Когда священный дракон издох
и взошли над ним звезда Кобзарь и звезда Сердючка,
и укрыл его украинский народный мох,
заискрилась лагерная «колючка»,
в поминальный венок вплелась поебень-трава,
потянулись вражьи руки к драконьим лапам…»
Далее — неразборчиво, так и заканчивается глава
из Послания к жидам и кацапам.
* * *
«Новый Lucky Strike» — поселок дачный,
слышится собачий лайк,
это едет Бэтмен Сагайдачный, оседлав роскошный байк.
Он — предвестник кризиса и прочих
апокалиптических забав,
но у парня — самобытный почерк, запорожский нрав.
Презирает премии, медали, сёрбает вискарь,
он развозит Сальвадора Даля матерный словарь.
В зимнем небе теплятся огарки, снег из-под земли,
знают парня звери-олигархи, птицы-куркули.
Чтоб не трогал банки и бордели, не сажал в тюрьму —
самых лучших девственниц-моделей жертвуют ему.
Даже украинцу-самураю трудно без невест.
Что он с ними делает? Не знаю. Любит или ест.
БОЕВОЙ ГОПАК
Покидая сортир, тяжело доверять бумаге,
ноутбук похоронен на кладбище для собак,
самогонное солнце густеет в казацкой фляге —
наступает время плясать боевой гопак.
Вспыхнет пыль в степи:
берегись, человек нездешний,
и отброшен музыкой, будто взрывной волной, —
ты очнешься на ближнем хуторе, под черешней,
вопрошая растерянно: «Господи, что со мной?»
Сгинут бисовы диты и прочие разночинцы,
хай повсюду — хмельная воля да пуст черпак,
ниспошли мне, Господи, широченные джинсы —
«шаровары-страус», плясать боевой гопак.
Над моей головой запеклась полынья полыни —
как драконья кровь — горьковата и горяча,
не сносить тебе на плечах кавуны и дыни,
поскорей запрягай кентавров своих, бахча.
Кармазинный жупан, опояска — персидской ткани,
востроносые чоботы, через плечо — ягдташ,
и мобилка вибрирует, будто пчела в стакане…
…постепенно степь впадает в днепровский пляж.
Самогонное солнце во фляге проносят мимо,
и опять проступает патина вдоль строки,
над трубой буксира — висит «оселедец» дыма,
теребит камыш поседевшие хохолки.
ШЕЛКОПРЯД
Я здесь, я тут,
потому и зовут меня — тутовый шелкопряд,
злые языки плетут,
что я — не местный, что я — тамошний шелкопряд,
понаехавший, gastarbeiter, пархатый шельмец…
…тянутся дни чередою витражных окон,
вот задрожал и свернулся в праздничный кокон
турецкоподданный мой отец.
Сон шелкопряда — это шелковицы смех,
ибо она зацветает только во сне шелкопряда,
это слова: шаддах, килим и силех,
хитросплетенье узоров райского сада.
Евнух с кривым мечом, и опять грустны
юные одалиски: чья голова на блюде?
Все шелкопряды видят одни и те же сны,
как в них живут и умирают люди.
А я по-прежнему тут, я еще и еще здесь,
вот привели туристов, они из страны — Нэтрэба,
километровой шелковой нитью укутан весь:
от последней строки и до самого первого неба.
ОСТРОЕ
От того и паршиво, что вокруг нажива,
лишь в деревне — тишь да самогон в бокале,
иногда меня окликают точильщик Шива
и его сестра — смертоносная Кали:
«Эй, чувак, бросай дымить сигареты,
выноси на двор тупые предметы…»
Так и брызжет слюною точильный круг,
оглянись, мой друг:
у меня не дом, а сплошные лезвия-бритвы,
вместо воздуха — острый перец, постель — в иголках,
а из радио — на кусочки рваные ритмы,
да и сам я — весь в порезах, шрамах, наколках.
Если что и вынести, то вслепую —
эту речь несвязную, боль тупую.
Так пускай меня, ай нэ-нэ, украдут цыгане,
продадут в бродячий цирк лилипутов,
буду ездить пьяненьким на шарабане,
всё на свете взрослое перепутав.
Воспитают заново, как младенца,
завернут в наждачные полотенца,
вот он — ослепительный Крибле-Крабли:
руки — ножницы, ноги — кривые сабли!
ВЕР-ХАРН
Раз в столетье, весной, запорожская степь бугрится,
раскрывает нутро и выказывает породы —
се грядет на вы, заповедная рыба-птица,
из плохих людей высасывать соки-воды.
Как и прежде, хранит земля от дождя и ветра
это древнее тело, длиною — более километра.
Выдыхая фонтан камней, поднимается он из мрака,
у него язык похож на длинный шланг для полива,
на конце которого — будущая собака —
золотой щенок спаниеля, привет — счастливо.
Не пускает, рычит и держит хвост пистолетом,
будто знает, что я сделаю этим летом.
Иногда на поверхность всплывают щиты и шлемы,
корабельные мины, падшие самолеты… —
как мы любим чисто конкретно решать проблемы,
выбивать налоги, срезать, вместе с мясом, льготы.
Расстаются живые, способные к поединку,
вновь бугрится степь, и скелеты лежат в обнимку.
Одиночество обло, стозевно и лаяй за веру,
рыба-птица, последний сторож апреля, —
возвращаюсь домой, поскорей отворяй пещеру,
у меня на руках уснул щенок спаниеля.
* * *
Жил в Херсоне один циклоп,
не способный наморщить лоб,
потому что весь из себя — эх, сплошные цыганские очи,
загляденье, а не циклоп, он в подковы гнул антилоп,
а в его желудке плавали тамагочи.
Наш циклоп не носил очки —
у него в шесть рядов зрачки,
угонял лошадей и в мешках под глазами прятал,
но увидеть его могли только местные дурачки
и слепые поэты, когда он от счастья плакал.
fs. Музыка 2013, TOP 10 Вячеслав Усеинов (Фергана/Ташкент). Интервал совпадений. Стихи Маарья Кангро. Чёрный помидор. Стихи Калев Кескюла. Беззащитная любовь. Стихи Лийна Таммисте. Refresh. Стихи Катрин Вяли. Борьба со словами. Стихи Калью Крууза. Здравствуй, обычный человек! Стихи Эне Михкельсон. Лягушки в высокой траве. Стихи Кристийна Эхин. Ходящая по воде. Стихи и рассказ Владимир Горбаченко. Как-то так. Стихи Владимир Горбаченко (1964-2013) / Игорь Котюх Анатолий Бузулукский (Санкт-Петербург). Несчастный откат. Рассказы Сильвия Плат. Ариэль. Стихи Сильвия Плат. Из ранних стихов П.И.Филимонов. Журналистское расследование. Стихи Гарри Беар (Чебаркуль, Челябинская обл). Студент. Повесть Владимир Пашкин (пос Аять, Свердловская обл). Тацим. Рассказы Арви Пертту (Паркано, Финляндия). Лесонен и снотворное. Рассказы 3-4 2013 (31.12.2013) П.И.Филимонов. Ни слова о Джо Дассене. Рец. на книгу: Сергей Тимофеев «Stereo» П.И.Филимонов. С преподвыподвертом. Рец. на книгу: Сергей Носов «Франсуаза, или Путь к леднику» Юлия Подлубнова. Великая, всемогущая, непредсказуемая, абсурдная. Рец. на книгу: Мехис Хейнсаар «Волшебный и грозный мир природы» Алевтина Дорофеева (Москва). Гарпастум. Стихи Игорь Жуков (Иваново). Филемон и Бавкида. Стихи Чарльз Бернстин. Весь виски в раю. Избранные стихи III Чарльз Бернстин. Женомуж. Избранные стихи II Чарльз Бернстин. Софист. Избранные стихи I Татьяна Данильянц (Москва). Говорит и показывает душа. Стихи Ян Пробштейн (Нью-Йорк). Ожившие шорохи. Стихи Мирьяна Петрович (Белград). Апсида. Поэма Янина Вишневская. Лучшие компьютерные игры. Стихи Зинаида Линден (Турку, Финляндия). Город воображаемых театров и темниц. Эссе Татьяна Щербина (Москва). Портреты городов. Стихи Игорь Белов (Калининград). Дивизия радости. Стихи Александр Кабанов (Киев). Чёрный вареник. Стихи