Print This Post

    Ян Каплинский. В начале был Лермонтов

    Новые oблака
    1-2/2015 (71-72) 31.03.2015, Таллинн, Эстония

    Авторское предисловие к сборнику стихов «Белые бабочки ночи» (Тлн, Kite, 2014).

    До той осени я был довольно обычным мальчиком с довольно обычными интересами.  Читал я много, но, главным образом, доступную мне литературу, в том числе переводы книг лауреатов сталинской премии. Из них более четкие воспоминания остались у меня только от двух книг – от «Петра Первого» Алексея Толстого и «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова, прочее забыто. Но той осенью случилось что-то, сильно изменившее меня. А именно – в мою жизнь внезапно ворвалась поэзия, до тех пор меня мало интересовавшая. По всей вероятности, это было в 1954 году, когда мне было тринадцать лет. У нас дома не было много книг: во время бомбежек почти все сгорело. Но кое-что мама и дед купили, в большинстве своем книги на французском и русском языках – в молодости мама жила несколько лет в Париже и потом работала учительницей французского языка. Но русский она знала с детства, как почти все люди ее поколения, получившие образование полностью или частично на русском языке. Таким образом, у нее на полке стояли тома Пушкина, Лермонтова, Чехова. Однажды вечером, скорее всего, просто от нечего делать я взял в руки томик избранных стихотворений Лермонтова и стал его перелистывать. Вдруг до меня дошло, что я более или менее понимаю, что читаю. И тогда я наткнулся на стихотворение «Воздушный корабль». Прочитал его и закончил почти со слезами на глазах. Не столько из-за сочувствия к призраку императора, сколько из-за неожиданной встречи с духом, с мощью поэзии. Она, поэзия, прикоснулась ко мне, и что-то во мне необратимо изменилось. С того вечера я стал сначала увлеченным читателем стихов, а потом пытался что-то сам сочинять. Читал я несколько лет почти только русскую поэзию и классическую прозу. А писать, после нескольких неудачных попыток, стал все-таки по-эстонски. Мое знание русского языка было тогда явно недостаточным. Хотя оно со временем улучшалось, я редко писал по-русски, главным образом, статьи, даже один рассказ, опубликованный в питерской «Звезде». Вернулся я к русским стихам в Эстонской Республике, когда русский язык уже не был языком казенным. Это было примерно в самом начале нынешнего столетия, и в 2005 году двадцать моих русскоязычных стихотворений были опубликованы в двуязычном сборнике «Sõnad sõnatusse / Инакобытие». Они, с некоторыми поправками-изменениями, включены и в настоящую книгу. Большая часть текстов в книге написана позже, главным образом, между 2010 и 2013 годами. Считаю, что наша эстонская культура с самого начала была многоязычной, наши писатели, начиная с основоположников эстонской литературы – Крейцвальда и Фельмана и заканчивая поэтом-полиглотом Ильмаром Лаабаном, знали несколько языков, и ими более или менее часто пользовались. Как я объяснил, у меня сложились близкие, почти интимные отношения с русским языком, и естественно, что иногда я пишу именно по-русски. Конечно, мне в этом помогали и ободряли мои друзья и коллеги, без бескорыстной помощи которых многие стихи, включенные в этот сборник, не были бы годны для того, чтобы быть напечатанными. Я искренне и глубоко благодарен Сергею Завьялову, тщательно редактировавшему мои стихи; Михаилу Мейлаху, прочитавшему первый вариант книги и сделавшему множество ценных замечаний; Анатолию Кудрявицкому, подредактировавшему некоторые из находящихся тут текстов и опубликовавшему их в десятом номере интернет-журнала «Окно» за 2012 год; моим первым читателям и редакторам Ирине Белобровцевой и Михаилу Новожилову. И конечно, last not least, моему редактору, переводчику, критику и издателю Игорю Котюху, без чьей помощи эта книга не стала бы реальностью. В русской поэзии до сих пор верлибр, свободный стих является чем-то маргинальным. Хотя старинная русская народная поэзия, в отличие от, например, французской или немецкой, нерифмованная, как и духовная лирика. Думаю, что и тут возвращение к истокам и изучение стихов таких мастеров современного верлибра, как Томас Стернз Элиот, Эзра Паунд или Тумас Транстремер, могли бы оказать освежающее влияние на русскую лирику, где, по-моему, слишком долго и монотонно слышится то, что немецкий поэт Арно Гольц назвал скрытой шарманкой. Таким образом, как поэт, я одновременно и модернист, последователь Элиота и Рембо, и традиционалист, восхищающийся народной поэзией финно-угорских и славянских народов. К тому же, я отношусь ностальгически к старой, дореволюционной русской орфографии, и сам часто в старой орфографии пишу. По-моему, старая орфография очень хорошо подходит для стихов и читается легче, чем новая, где слишком многие буквы трудно отличимы друг от друга. Надеюсь опубликовать некоторое число экземпляров этого сборника и в старой орфографии.