Print This Post

Сергей Узун (Кишинёв). Приводя дела в порядок. Рассказы

Новые oблака
1-2/2014 (67-68) 06.06.2014, Таллинн, Эстония

Приводя дела в порядок

– И несмотря на то, что миру осталось всего два часа, мы всех призываем не скатываться до крайностей и соблюдать….- диктор не договорил, что именно надо соблюдать и разрыдался.

Семен выключил телевизор и нажал на кнопку ноутбука. Как будто отвечая на прикосновение к кнопке, на улице что-то незамедлительно грохнуло и электричество исчезло. Судя по всему, выключилось во всем районе, потому что уровень шума с улицы как-то резко понизился. Как будто на мир кто-то набросил толстое одеяло. Были по-прежнему слышны какие-то привычные уже крики и выстрелы, но, в общем и целом, стало значительно тише.

Тогда Семен попробовал дозвониться до Кузьмича. Связи толком не было последние десять дней, но иногда удавалось пробиться.

– Алло. – неприветливо сказал Кузьмич в трубку.
– Привет. Как дела? – задал идиотский вопрос Семен.

– Прекрасно. – буркнул издевательски Кузьмич. – Говори быстрее. У меня времени не так чтоб много.
– Как у всех. – сказал Семен. – Два часа. Ты, Кузьмич, у нас по кроссвордам – мастер. Скажи мне пожалуйста…

В трубке раздался громкий треск и связь пропала. Семен, как и полагается в таких случаях, два раза прокричал «Алло!», три раза попытался продуть линию связи и выругался.

Он хотел было выйти на балкон покурить, но вовремя вспомнил о безумном снайпере из дома напротив. Тогда Семен закурил прямо в комнате, подошел к книжной полке и начал гипнотизировать корешки книг.

– Электричество исчезло. – сообщила от дверей комнаты жена Семена.
– Я заметил. И связь. – кивнул не оборачиваясь Семен. – Шалят сограждане напоследок. О! Дом и Семья!
Семен достал из шкафа толстую книгу и присел на диван.

– Оооо. – протянула жена. – Вспомнил! И чего ты куришь в комнате? Провоняется же все.
– Не успеет. – ответил Семен. – За два часа не успеет. Мы, помнится, в общаге месяц курили – только потом стало заметно всем.
– Пепельницу тогда возьми. – сказала супруга. – Два часа – не повод оскотиниваться совсем.
– Да, конечно. – пробурчал Семен, не отрываясь от Дома и Семьи. – Я сейчас.

– И я хотела сказать тебе – я ухожу от тебя. – выпалила жена.
– Куда? – нейтральным тоном поинтересовался Семен. – Потерпела бы уж.
– Куда угодно. Хватит с меня.

«Сейчас заплачет» – пронеслось в голове Семена.
– Никакого внимания… Никакого интереса…Хоть два часа… – заплакала жена.

«Это у нее от страха.» – подумал Семен. – «А может и нет.»
– Это не от страха, чтоб ты знал! Я долго думала… Уйду и… Хоть два часа…

«Сейчас меня погонит.» – подумал Семен.
– А вообще нет! Какого черта?! – сорвалась на крик супруга. – Ты уходи! Там же опасно! Будь хоть раз мужиком – уйди сам!

«Сейчас вещи побежит собирать» – подумал Семен.
– Я сейчас тебе вещи… А хотя – зачем тебе вещи?!

«Бутерброд» – понял Семен.
– Я тебе бутерброды сделаю и иди! – убежала на кухню жена.

– Нет тут ничего такого… – сказал сам себе Семен и отложил книгу. – Где ж оно было-то…
Он вновь подошел к книжному шкафу и начал перебирать книги.
– С ветчиной и с сыром! – прибежала из кухни супруга со свертком. – Четыре штуки. Иди теперь!

«Сейчас опять заплачет» – подумал Семен, взял сверток и пошел в прихожую обуваться.
Под рыдания супруги, он присел над парой туфлей и запыхтел. Затем, не поднимая глаз, привычным жестом протянул руку.
– На! – подала обувную ложку жена. – Сколько раз говорить – расшнуровывай! Задников же не напасешься.
– Ну. Еще два часа протянут. – наконец обулся Семен и встал. – Ну… Пойду, наверное.

«Сейчас попросит что-то сказать и скотиной бесчувственной назовет.»
– Скажи хоть что-нибудь, бесчувственная скотина!

«А вдруг?!» – осенило Семена. – «Чем черт не шутит…»
– Кстати, да. – кивнул он. – Ты не знаешь, что такое «дебаркадер»?
– Что, прости? – не поняла жена.
– Ну, «дебаркадер». – пояснил Семен. – Слово слышал миллион раз, а что означает – понятия не имею. Подумал, вот сейчас, через два часа, все закончится, а я так и не знаю. Думал по интернету посмотреть, а оно все выключилось.

– То есть, поправь меня, если я ошибаюсь, ты в энциклопедии «Дом и Семья» «дебаркадер» искал?– еле заметно усмехнулась супруга.
– Других энциклопедий на полке не нашел. – улыбнулся Семен.
– А толковых словарей? – засмеялась жена.
– Ох, ё! – подкинуло Семена. – Можно? Я на секундочку…

– Дебаркадер – плавучая пристань. – сообщила жена. – На понтоне такая. Ну мы летом видели на море, помнишь? Там кафе еще было.

«Ни фига себе!» – подумал Семен.
– Ни фига себе! . – сказал он вслух. -Ты оказывается знаешь всякие умные слова.
– Это трюизм для всех, кроме тебя, детка. – широко улыбнулась жена. – Я понимаю, что у тебя сейчас когнитивный диссонанс, но это все вызвано только твоей многолетней, перманентной идиосинкразией ко мне, как к собеседнику. Ну и, разумеется, твоим эгоцентризмом.

– Охренеть! – подумал и прошептал одновременно Семен.
– К чему эти инвективы, милый? – победоносно поинтересовалась супруга.

– эээ… Прости, пожалуйста. – замялся Семен. – Можно тебя попросить объяснить еще кое что? У тебя есть время?
– Как у всех. – посмотрела на часы жена – Час двадцать.
– Ну… – все никак не мог сформулировать Семен.

«Сейчас простит» – подумал он.
– Разувайся, ладно. – смилостивилась жена. – Поговорим часок.

 
День гнева

Форменная одежда не красила людей, стоящих в очереди. Служители стояли через каждые десять метров и старательно всматривались в граждан и вслушивались в их разговоры.

– Какой болван придумал оранжевую униформу? – бурчал седовласый гражданин. – Почему такой идиотский цвет?

– Психологи. – вздохнула женщина, стоящая в очереди позади него. – Сейчас всем рулят психологи. Кто-то из них решил, что веселенькая расцветочка немного убавит агрессию.

– Форму покупай, в очереди стой, абонемент плати – все эти вещи как-то увеличивают мою агрессию, душечка. – пропыхтел гражданин. – Я б убивал…

И осекся. Служительсорвался с места, подбежал, внимательно оглядел гражданина и молча протянул руку. Гражданин виновато протянул купюру. Служитель укоризненно покачал головой, сложил купюру и положил ее в нагрудный карман. Зажужжало печатное устройство. Из другого нагрудного кармана выползла квитанция о штрафе. Гражданин вздохнул, принял квитанцию и начал читать ее от нечего делать.

– Согласно закону о недопущении проявления негативных эмоций в общественных местах… Административное нарушение… У вас уже третье административное нарушение за этот год. В случае превышения…. – бубнил гражданин.

– А вы шалун! – хихикнула женщина. – Кто бы мог подумать-то – такой вроде благообразный, а оно вот как. Третье нарушение за год. Карбонарий прямо какой-то.
– Нервы шалят. – улыбнулся гражданин. – Ничего, вот сейчас вот отстою, изольюсь и снова как новый.
– И не говорите. Мне самой это очень помогает. Обновленная такая выхожу. – закивала женщина.
– А вы заметили – очереди становятся все длиннее? – почему-то шепотом спросил гражданин.
– Разве? – удивилась женщина.
Она вышла из очереди и оглядела вереницу людей в оранжевой униформе.
– Ну пара тысяч человек всего. – пожала плечами она. – По-моему так было всегда.
– А прокат формы? – возразил мужчина – Всего год назад его не было.
Тележка проката подкатилась к гражданину.
– Все формы в одном месте! – торжественно загудел динамик. – Всего две единицы и вы готовы к любому проявлению! Формы для выборов, формы для танцев, формы для забастовок. Всего две единицы. Новая форма для выражения праведного гнева! Только у нас.
– Спасибо, спасибо. – отмахнулся гражданин. – У меня уже есть форма…
– В вашей форме – лимит в десять секунд! – продолжил динамик тележки. – В нашей новой форме – вы получаете почти минуту.
– Как десять секунд? – взвился гражданин. – Какого?! Всегда было сорок!!!…
– Тссс. – сказала женщина.
– Что тссс, овца?! – заорал гражданин.

К гражданину подбежал служитель и протянул руку. Гражданин положил купюру. Зажужжало печатное устройство.

– Вы можете взять у нас кляп. – радостно провозгласила тележка. – За одну единицу вы получаете превосходный кляп. Это позволяет сэкономить на штрафах! Но это еще не все! При входе с нашим кляпом вы получаете дополнительные пятнадцать секунд за сознательность и работу над собой!
Гражданин всхлипнул и положил купюру в монетоприемник. В тележке открылось окошко. Гражданин протянул руку и достал новенький оранжевый кляп. Он наспех затолкал его себе в рот и зафиксировал кляп ремешками.

– Ну вот и поговорили. – вздохнула женщина.
– Граждане! – раздалось от громкоговорителя на стене. – Сегодня у нас профилактика. В связи с этим принять сможем только тридцать человек. Остальных просим пройти в ближайших пункт праведного гнева, расположенный в десяти минутах ходьбы от нашего. Благодарим вас за понимание.

Из конца очереди раздались крики и ругательства. Туда стаей побежали служители. Крики сменились вздохами сожаления, укоризненным цоканьем служителей и жужжанием печатных устройств.

– Вы тридцатый. – сказала женщина, вздохнув. – Везунчик.
Мужчина повернулся к ней и церемонно поклонился.
– Еще и кляп. – еще раз вздохнула женщина. – Кляп на входе – это можно еще и громко излить все. Счастливый день.
Мужчина попытался улыбнуться, но из-за кляпа улыбка вышла какой-то странной.
– Пойду к соседнему. – сказала женщина. – Сегодня не обойдусь, пожалуй, без проявлений. Надо снять напряжение.
– Угу. – кивнул мужчина и отвернулся.

Он долго стоял в очереди, кипел и возмущался про себя, пока не подошла его очередь.
– Что? – спросили в окошке, расположенном на уровне пояса гражданина.
Вместо ответа мужчина протянул в окошко кляп.
– Пятнадцать. – лязгнули в окошке. – Лацкан давайте.
Мужчина наклонился и прижал лацкан формы к сенсору.
– Десять. – сказали в окошке. – Итого двадцать пять. Можем удвоить, если обещаете не упоминать конкретных людей.
– Давайте. – согласился гражданин.
– Пятьдесят секунд безадресно. – резюмировали в окошке. – проходите.

Заскрипели засовы и тяжелая дверь отворилась. Мужчина прошел в комнату, под мигающий красный свет.

– Ждите пока дверь закроется. Отсчет времени начнется когда включится дневное освещение. – механическим голосом командовал пункт праведного гнева. – Обязаны вас предупредить, что выражение вашего гнева записывается, для последующего изучения и работы над устранением его причин. Ваш гнев очень важен для нас. Присядьте на диван и ждите сигнала.

Дверь наконец захлопнулась, мигающий красный свет сменился дневным, грянула бравурная музыка.
– Валяйте! – разрешил механический голос.
Мужчина вцепился руками в специальный поручень, поднял лицо к объективу видеокамеры и заорал:
– Сууууукиииии!!! – выл он и слезы облегчения текли по его щекам.

 
Опара

Танечка, девочка лет семи рисовала что-то в своем альбоме. Рисовала увлеченно, закусив губу и изредка чему-то кивая.
— Что ты рисуешь, милая? – подошла бабушка.
— Не мешай, ба. – отмахнулась Танечка. – Просто рисую.
— Что значит просто? – продолжила бабушка. – Это же что-то определенное? Ну собачка, например, или кошка.
— Ну, есть тут и собачка, и кошка. – показала Таня в левый угол рисунка.
Бабушка поправила очки и присмотрелась.
— Они что делают? В шахматы, что ли, играют? – спросила бабушка.
— Это не шахматы, ба. Это такие фишки на тысячеклеточной доске. По восемь цветов у каждого. На каждый цвет по восемь фишек. Чьи полутона сильнее – поглощают соседнее.
— э? – не поняла бабушка.
— Ну что ты – не понимаешь-то? – всплеснула руками Танечка. – Черное сильнее красного, синего и зеленого. Но два белых делают его уже не черным. На этом игра строится. Сильные цвета поглощают более слабые. И поле красивое в игре. Переливами.
— А здесь что? – спросила бабушка.
— Ну это… Тут такое… Тут можно зайти, например, волком, а вылететь птицей. Это изменятель… фуникулерный. – объяснила Танечка.
— Молекулярный. – поправила бабушка. – Удобно это, наверное. Вошел стариком, а вышел молодым.
— Ну, наверное. Это если кто-то решит стать стариком, можно будет и изменить. – согласилась Танечка. – Только вряд ли кто-то захочет. Чего там хорошего-то?
— Ну уж прям. – обиделась бабушка. – Есть и хорошие моменты.
— Это какие, например? – не поверила Танечка.
— Спать ложись! – рявкнула бабушка. – Вот сейчас прямо.
— Утром? – удивилась Танечка.
— Уже обед! Второй час. И ты уж ела. – парировала бабушка. – Так что ложись и без разговоров. Вот я все матери расскажу.
— Хорошо. Пойду, ладно. Чуть-что — сразу ябедничать. – пожала плечами Танечка. – Завтра я нарисую мир вообще без стариков, раз ты такая. На изменятель ограничения поставлю.
— И нарисует. – удовлетворенно сказал демиург Хха своему ученику, оторвавшись от смотрового окна. – Эта — обязательно нарисует.
— Будем еще ждать? – уныло спросил ученик. – Уже и так сколько ждем. Остальные в созданное уже воду наливают, а мы все топчемся.
— Остальные логичны. – хмыкнул демиург. – Как ты и я. Или нелогичны, но тогда все еще хуже.
— Да почему? – взвыл ученик. – Я подглядывал – там взвешенные, хорошо организованные миры. У Ххы, например, есть быстрые туннели до любого места. У Ххо – мир в центре вселенной. У Ххе – расширяющееся по необходимости пространство и строго определенный дизайн. А мы все ждем, пока опара подойдет.
— Ух, до чего красивое сравнение. – восхитился Хха. – Опара – это совершенно верно.
— Я о том, что мы месим тесто, вместо того, чтоб сразу создать хлеб. – пояснил ученик. – Ну опоздаем же, правда. Будем наспех лепить.
— Опара… Как я сразу не додумался. – бормотал Хха. –Земля, конечно, тоже ничего. Но Опара все-таки ближе. Дели день на миллионы дней и в оставшиеся шесть делай все сразу. Потому что опара дошла. И как выстрелило – изменятель, деление мира… что там телепорт… Разумные фикусы – это же прелесть что такое.
— А неразбивающиеся коленки? – ехидно спросил ученик.
— Ты совсем глуп, что ли? – удивленно посмотрел на ученика Хха. – Ты правда не видишь, как это прекрасно? Это же идеальный по гармонии и красоте мир. Смотри – она просыпается.
Они оба подошли к смотровому окну…
— Ба, а Ба? – подошла Танечка к бабушке. — А рассказать тебе как все началось? Все началось сразу. Раз и случилось. Это как я только что проснулась — раз и все уже тут. И ты, и сырники, и до прихода мамы всего час…
У смотрового окна плясал ученик и счастливо улыбался Хха.
— И еще шесть свободных дней впереди. – хмыкнул Хха, показывая новый мир ученику. — И добавлять ничего не надо.
— Какой красивый. – ахнул ученик. – А со старым чего делать?
— Можешь выключать. – пожал плечами Хха.

 
Враги

Однажды на пороге гражданина Иванова возник конфликт в виде неприятного, небритого типа с папиросой в зубах. Тип жестикулировал, ругался и выдыхал неприятным запахом.
Иванов минут двадцать пытался понять в чем суть претензий, затем вдруг понял, что именно сейчас драгоценные секунды жизни пропадают впустую и просто закрыл дверь перед лицом визитера.
С утра, у двери Иванова, любой из соседей мог лицезреть надпись «в 41 квартире – казлы!». Иванов, при виде надписи вздохнул, пробурчал «Детский сад какой-то, чесслово» и пошел на работу.
Вечером тип зашел снова. Был в этот раз чисто выбрит и без папиросы. Показал Иванову на надпись и засмеялся обидно.
— Дурак вы. – сообщил Иванов типу и закрыл дверь.
— Сам дурак, казззел и шизанутый баклажан! – пропел тип торжествующе за дверью и зашагал к лифту.
— Почему баклажан-то? – не понял Иванов. – Может он баклажаны ненавидит?
Он посмотрел в зеркало – нет ли синюшности какой на лице. Синюшности не обнаружилось.
— Ну почему баклажан, а? – все не мог успокоиться Иванов, которого, как и всех, непонятное тревожило и раздражало.
Он лег спать и ему снился опухший и небритый баклажан с папиросой.
Наутро он встал пораньше и постарался замазать водоэмульсионкой оскорбительную надпись у дверей. Маляр из Иванова получился какой-то невнятный и надпись по-прежнему была различима. Хоть и поблекла немного.
— Прогрунтовал? – хриплым голосом поинтересовались за спиной.
Иванов повернулся и встретился взглядом со своим обидчиком.
— Нет. – частно признался Иванов. – А надо было?
— Интеллигентишко. – презрительно хмыкнул опухший тип с папироской. – На-ка вот.
И протянул банку грунтовки.
После грунтовки и водоэмульсионки надпись стала почти незаметной.
— Видишь. – одобрительно кивнул тип и безо всякого перехода заехал Иванову в ухо кулаком.
— Так вот тебе. – сказал он. – Будешь знать. Питекантроп ущербный.
— Почему питекантроп-то? – не понял лежащий на лестничной площадке Иванов.
И пошел в зеркало смотреть – может надбровные дуги как-то выделяются. Дуги не выделялись. Зато ухо опухло и стреляло. Иванов подержался за ухо и пошел на работу.
— Почему же питекантроп-то? – бормотал он.
Вечером он подошел к бабушкам, дежурившим у подъезда.
— Здравствуйте. – сказал он вежливо.
— Привет. – откликнулась одна из бабушек. – А ты чего вежливый такой? Может это ты ящики почтовые у нас поджигаешь?
— Не поджигаю. – ответил Иванов. – У меня и спичек-то нет никогда.
— Ну-ну. – не поверили старушки. – Чего хотел-то?
— Вы знаете, я тут живу в сорок первой квартире… — замялся Иванов. – У нас тут в подъезде есть один тип такой… Грубый такой. Небритый и с папиросой почти всегда. Я и спросить хотел – не знаете где он живет?
— Дожили. – поджали губы старушки. – Уже соседей не знают. Наплевать им друг на друга. Раньше разве было так? Да никогда не было такого.
— Да я тут недавно живу… – тщетно пытался Иванов вернуть бабушек к конструктиву.
— Нет чтоб обойти всех… — не замечали бабушки Иванова. – Познакомиться, например. Так нет. Плевать им. Не люди прям, а Ван Гоги ушастые.
— Да не был Ван Гог равнодушным! – возмутился Иванов. – Почему Ван Гоги-то?
— Поучи еще, поучи! – загалдели старушки. – Молод еще учить-то. Ты сначала с наше-то поживи. А уж потом учи. Ишь ты… Недоделок какой!
Иванов опустил голову и пошел к подъезду. «Почему недоделок-то?» — крутилось в голове Иванова.
Дома он заглянул в зеркало, но так и не придумал по какому внешнему признаку можно отличить недоделка от прочих смертных и поэтому просто удостоверился, что внешний вид его вполне обычен. За исключением уха.
На следующий день тип выломал дверь в квартиру еще спящего Иванова и окатил его холодной водой из ведра.
— Вставать пора. – казенным тоном сказал тип. – Спишь тут… Рудимент демократии.
— Почему рудимент-то? – не понял Иванов.
— Не понимаешь… – вздохнул тип. – Я у тебя на кухне покурю, ладно?
— Ладно. – согласился Иванов, которому не очень хотелось, чтоб на кухне курили, но вылезать из под одеяла при постороннем ему не хотелось еще больше.
Иванов оделся и пошел на кухню. Тип сидел на табуретке и курил, задумчиво глядя в окно.
— Послушайте, — сказал Иванов – я, конечно, понимаю, что мы враги с вами… Но почему рудимент-то?
— Да так. – пожал плечами тип. – Слово красивое. И к тебе подходит. Даже лучше баклажана.
— А козел? – спросил Иванов.
— Ну нет. – покачал головой тип. – С козлом я погорячился, наверное. Какой ж ты козел-то? Ты скорей олень. Или нет… Марал! Марал-Дегенерат! Вот так вот.
— Почему марал-то? – закричал Иванов и с размаху влепил типу в ухо.
Тип упал с табуретки, застонал, но папироску не выронил и продолжил курить лежа на полу и разглядывая потолок.
— Сам белил? – презрительно спросил тип с пола.
— Сам. – Иванову почему-то стало стыдно за побелку.
— Грунтовал? – спросил тип не поднимаясь.
— Неа. – покачал головой Иванов. – Наверное надо было. Но тогда я не знал.
— Марал и есть. – устало сказал тип и закинул руки за голову, чтоб лежать было удобнее. – Теплые полы не хочешь себе на кухню?
— Хочу. – признался Иванов. – Только не умею.
— Сделаем. – серьезно сказал тип, поднялся с пола и пошел к прихожей.
— Залежался я у тебя чего-то. – сказал он у двери. – Да и тебе уж на работу, наверное. Ты это… До вечера, что ли?
— До вечера. – кивнул Иванов и подул на разбитый кулак. – Вечером придумаем чего-то.
— Постельное белье-то высуши. – уже с лестницы посоветовал тип. – А то спать не на чем будет. И дверь почини. Как умеешь. Я уж вечером как надо сделаю.
— Обязательно. – кивнул Иванов. – А здорово я вас в ухо, да?
— Неслабо, да. – согласился тип. – Одно слово – архимандрит!
— Почему архимандрит-то? – взвыл Иванов и кинулся к зеркалу.

Также в номере:
Джерард Мэнли Хопкинс. Море и жаворонок. Стихи. Перевёл Ян Пробштейн    Андрей Иванов. Без названия. Фрагмент романа    Андрей Иванов: Письмо – это мой способ выживать / Игорь Котюх (Беседа о романе «Горсть праха»)    Лийна Таммисте. Маленькое чёрное платье. Стихи    Трийн Соометс. Родные города. Стихи    Света Григорьева. Нет, спасибо. Стихи    1-2 2014 (06.06.2014)    Джон Эшбери. Священные и мирские танцы. Стихи. Перевёл Ян Пробштейн    Юлия Подлубнова. В поисках эстонскости. Рец. на книгу: Андрей Хвостов «Страсти по Силламяэ»    П.И.Филимонов. Рукопись, найденная, или Три в одном. Рец. на книги: Елена Глазова «Трансферы», Семён Ханин «Вплавь», Артур Пунте «Стихотворные посвящения Артура Пунте»    Дарья Суховей (Санкт-Петербург). Обманное стекло. Стихи    Улья Нова (Москва). Человек из чемодана. Рассказы    Горан Симич (Босния). Краткая беседа о жизни. Стихи. Перевёл Андрей Сен-Сеньков    Андрей Сен-Сеньков: Я похож на многоножку, мне всё интересно потрогать лапками / беседовал Игорь Котюх    Сергей Узун (Кишинёв). Приводя дела в порядок. Рассказы    Андрей Хвостов. Das Deutsche. Эссе    Велло Викеркаар. Виктор. Рассказ    Шамшад Абдуллаев. Одно стихотворение Витторио Серени    Небойша Васович (Сербия). Империи. Стихи. Перевёл Андрей Сен-Сеньков    Ласло Блашкович (Сербия). Страх, лететь. Стихи. Перевёл Андрей Сен-Сеньков    Фарид Нагим. Крик слона. Пьеса    Константинос Кавафис. Возвращение из Греции. Стихи. Перевёл Александр Вейцман    Анастасия Векшина (Москва). Скучать по северным странам. Стихи    Игорь Лапинский. Тяни, паучок, тяни. Стихи    Елена Глазова. Спонтанная левитация. Стихи    Аркадий Драгомощенко. Великое разнообразие любви. Стихи. Вступительное слово Виктора Лапицкого    Хамдам Закиров. Крымские стихи    Ниджат Мамедов. Непрерывность 11– 20. Стихи    Игорь Вишневецкий. Стихотворения, присланные из Италии    Андрей Сен-Сеньков (Москва). 22-24. Стихи