Дмитрий Краснов. Они взялись за руки и вышли. Стихи

Американский Полковник

Обещал, обещал, обещал
Каждой яхте свободный причал,
Каждой птице гнездо между скал,
И над городом словно Шагал
Пронести обещал, обещал.

Предлагал, предлагал, предлагал
Отвести на богатый развал
Где хурма, и гашиш, и нарвал,
Принимают дукат и PayPal,
Брал за пальцы и всё предлагал.

Говорил, говорил, говорил
Про надёжность дворцовых перилл
И про древний балясин акрил,
И про яблоко, где бифенил
Не опасен, и сам откусил
И, жуя, говорил, говорил.

Обманул, обманул, обманул
Даже гелием шар не надул,
Вместо HD, c дублЯжем и full,
Отключил firewall и стянул
Одеяло, пароли. И мул,
На котором он въехал, вспорхнул.

***
Они взялись за руки и вышли,
И обошлись без «давайте»,
И не забыли головы дома.
Волна от кормы их парома
Царапиной стала на парте.
Они открывали Америку.
За садом, где крали вишни,
Следила скульптура Ленина,
Похожая на «Янлована».
И время как было – временно,
И бросить курить им рано
Пока MTV по телеку.

Они взяли руль и выбрали
Второй съезд на via Aurelia,
Чуть тормозя у камеры.
И заводила каверы
Им голая мать-Империя
Кобэйна и Дэвида Боуи.
И дети их с пирса прыгали,
И разрешали собаке
Валяться на мягкой мебели.
Они безусловно верили
В того, кто им делал знаки,
Расчерчивая ладони.

Их лодку взяли и вынесли,
И расступились воды,
И двинулись аки посуху.
В дорогу в придачу к посоху
И пса дворовой породы
Два грамма – не преступление.
Когда добрались до пристани,
То не забыли головы
И выдали без «давайте».
И снова по старой парте
Царапины гнулись волнами,
Знакомые, как с рождения.

***
Месопотамия, раздвинувшая реки,
Извергла глину, зиккурат, фронтон,
Б-52, Фольксваген Фаэтон,
Сверхпроводник и кассовые чеки.

Успев купить, звенит вином Харон,
Переправляясь через магистрали.
Союз угля течёт союзом стали
И бьётся о бетон со всех сторон.

Пинают мяч на скошенной траве
Какие-то бразильцы и испанцы,
Двойной эсперссо просят иностранцы,
Играет бит в Нью-Йорке и Туве.

Все флаги в гости, сходят с кораблей,
Харон устал обслуживать столы,
Провозглашать и убирать пиры,
От чаевых ни суше ни теплей.

Харон устал. Харон берёт вино
И без ножа от хлеба и от сыра.
Он помнит всё ещё с начала мира,
Но как-то смутно и уже давно.

Под круг луны и точку косяка
Он вспоминает: вроде, на поклон
С монетой шли. И звали как! Харон!
И фреской проступает с потолка

Его рука, и лодка, и багор
Или весло, или штурвал с секстантом,
Блестящий кортик, китель с аксельбантом,
Каспийский Монстр, трёхпалубный линкор.

«Аид зовёт! Там бабы, порт, кабак!
Идём на Сциллу и берём Харибду!
Кто бросит вёсла раздавлю, как гниду!» –
Кричит Харон.
Харон добил косяк.

***
Прими открытку, там была двадцатка,
На почте вскрыли. Выпей, почтальон,
И перепутай индекс для порядка,
И положи конверт не в тот вагон.
Пускай летит, как лепесток из сказки
Промеж любовным и пустым письмом.
И жаден стрелочник до водки и до смазки,
И машинист пусть не осведомлён
О заржавелом рычаге на стрелке,
Бросающим слепые поезда
К таким чертям, что наши будут мелки,
В такую степь, где даже провода
На вторсырьё не унесли. Где маки,
Разбив закат на бусины стекла,
Обвили шеи, ворвались под майки
И проросли сквозь письма и тела.
Ты не прочтёшь. В такие годы вредно
Ломать глаза кириллицей моей.
Беда ли, что конверт пропал бесследно,
А в нём двадцатка.
Стырил? Так пропей!
***
Чего же ты хочешь, лосиная муха,
От тонкой моей не шагреневой кожи.
Ты лезешь как в транспорт слепая старуха
И лишь не вздыхаешь: «О, Боже! О, Боже!».

Лосиная муха, твой лось на свободе,
Он царствует лесом – грибное копыто,
И медной струною заходится полдень,
И лес рукоплещет, и небо открыто.

Лосиная муха, под партию эту
Мы все обратимся в шмелей и обратно.
Лети своим галсом по тёплому ветру
В бестактные зоны, в ослепшие пятна.

Лети!
Лесники несут острые пилы.
Лети!
Грибники несут чёрные грузди,
Охотники – ружья, колхозники – вилы.
Ну что ты вцепилась то в кожу, то в кудри.

Альтернативная антология

Исход из Египта, и Русь под Мамаем,
И каждый мобильник услышан Китаем,
Но всё это скучный тираж и архаика.
А главное же на платформе “Базаиха”,
Куда снятый с рейса ЭР2 не спешит,
Куда выпадает роса на алкид,
И люди сидят на скамейках с ногами,
Вот там и случилось и с ними, и с Вами.
Тиранов, конечно, казнили и с жёнами,
И города оставляли сожжёнными,
Селились на льдинах и даже вулканах,
Гремел Тарантино футоблкою в Каннах,
И пик суицида ложился на сессию,
Но на станции «Дно» было тоже не весело.
Где лает собака, и кот в окне мается,
Там где-то такое, что всех нас касается.
У Вас в антологии факты и даты,
Вожди поимённо и просто солдаты.
Но время идёт сквозь село безымянное,
Где свет от окна, и за ним что-то главное.

ИХ БОРЬБА

Раз с воркшопа о нормах морали
Шла в элитный район феминистка,
Они в Экселе гендер считали,
Пауэрпойнт весил больше хард-диска.
Разобрали все гранты на кейсы,
Утвердились в желанье бороться
За свободу метанов от гнейсов
И за право звездить из колодца,
За развитие негров и сланцев,
За права брошенных яйцеклеток,
За хорошее всё в иностранцах
И за тигров в тигровых креветках.
Шла с подкастом о вызовах новых,
Рассуждая о четвероногих
Незаслуженно как-то двуполых,
Среди нас – таких разных и многих.

Лучше б Убер взяла, прям, как знала,
А не шла бы пешком вдоль оврага.
Из кустов, где темно и канава,
Вылез бомж и большая дворняга.
Бомж кричал и отплёвывал пену:
«Не пугайтесь, бежит для знакомства!»
Но дворняга обнЯла колено
И достала всё то про потомство.
И елозя всем тем о колготы,
Объяснила кто альфа, кто самка.
Феминистка шла просто с работы,
Как учителка, как маркитантка.
Героиней в артхаусном фильме
Всё сгибала дрожащие пальцы,
Посчитав сколько психологине
Ей придётся отдать за сеансы.