Print This Post

    Елена Дорогавцева (Москва). Увидеть улыбку. Стихи

    Новые oблака
    1-2/2020 (83-84) 29.12.2020, Таллинн, Эстония

    ***
    Зинаида Ивановна ненавидит мужа.
    вечно он гадит, рыгает, пьёт,
    щипает, оскорбляет её религиозные чувства.
    когда же Бог его сломает, приберёт, убьёт?
    Зинаида Ивановна слышит,
    как из её пышного бюста
    вырывается праведный гнев.
    она ненавидит:
    мужа, свекровь, старшую дочь, соседа-пьяницу,
    продавщицу Тамару, пенсионерку снизу, дежурную ДЕЗа,
    дворника-узбека, ведущую новостей,
    профессора Беляева —
    вечно он врёт про погоду.

    Утром, когда она здоровается,
    готовит завтрак, переключает каналы,
    целует своих, улыбается всем в подъезде,
    она вдруг понимает:
    все вокруг жаждут её смерти.

    2015

     

    счастье

    Не могу ничего говорить.
    скорость роста равна разрушению.
    как там в польском звучит языке?
    «естеш», «шченьшьче»…
    шипящие звуки
    обволакивают тишину.
    говорит тишина, моросит запятыми
    и скобки
    ставит там, где хотелось внести
    уточнение.

    обучение жить без какой-нибудь ясности,
    без понимания смысла,
    без предлогов, проходит мучительно,
    будто сплетение жил
    выжимает, выкручивает.

    выйти в речь и из речи уйти,
    и остаться без звуков.
    но горячее эхо внутри, но комочек
    ожиданья,
    озябшего чуда…

     

    ***
    м.м.

    Три года назад, по дороге в Липецк,
    это случилось со мной.

    Ехал один, не по трассе — грунтовой, проселочной, между
    ельником и полями, между высокой травой,
    между сараями серыми, брошенными деревнями.

    ехал за девушкой. я был влюблен в нее. думал
    вывезти, вылечить.
    в городе проще, в Москве
    можно спасти.
    так решил и поехал. но выбрал
    эту дорогу (не трассу), где все заросло
    бурой ветлой, сорняками, засохшей полынью.

    там, на пустой и проселочной, у поворота,
    в мелкой бесцветной пыли я увидел лису,
    сбитую кем-то.

    и что-то случилось со мной.
    что-то во мне навсегда изменилось, сломалось.

    Видишь бутылку и зеркало? это стекло
    держит меня в грубой раме как жидкость.
    иначе
    я растекусь в темноте,
    меня нет.
    я зажег
    свет, только чтобы отправить тебе отраженье.

     

    ***
    Старость никогда не наступит,
    пока я смотрю в зеркало,
    она никогда не наступит.
    пока я не вижу своих рук,
    она идёт по венам,
    поскрипывает в волосах.
    пока я смотрю на свои руки,
    она водит по ногам
    синими чернилами.
    тяжесть сиреневого цвета,
    отеки памяти.
    дышит в затылок теплом.
    ты принадлежишь
    старости изначально.
    посмотри, как истончается чернота!
    слышишь ее цвета?
    я всегда буду моложе себя,
    я буду ходить по запястью,
    по кругу, как кровь
    в теле рыбы.
    Молодость – чешуйчатое одеяло
    сползающее с плеч,
    как только
    приходит ясность.
    сморщивается не время – только лишь сгусток.
    морщины – уменьшающаяся дистанция
    между внешним и внутренним,
    между тобой и тобой.
    дольше смотри на ладони — она
    будет стоять с тобой рядом,
    водить коготком, царапать
    годовыми линиями
    древесины.

     

    ***
    м.б.

    Увидеть улыбку невозможно.
    настоящая улыбка бывает,
    когда никого нет рядом,
    никто не видит морщинок
    вокруг глаз,
    ямочки на щеках.

    вспомни детский голос,
    болтовню,
    растрёпанные волосы.

    что там внутри
    расправляется как пружина
    невозможности?
    мышцы простых решений,
    спонтанных выходок,
    стыдной радости,
    простых слов.
    в уголках рта ожидание
    замерло.

    наблюдаемый подобен артисту на пыльной сцене —
    все слова чужие, суфлёр
    посылает флюиды очевидного.

    улыбнись прямо сейчас,
    вопреки моему голосу,
    диктующему партитуру.
    иди домой в темноте
    и улыбайся
    снегу, глупости, несовпадениям.

     

    ***
    (монолог на два голоса)

    Вещи унисекс, сандали, кеды, шарфы,
    в ванной шампунь для рыжих волос — не её.
    в шкафу льняные платья в пол в швейцарском стиле,
    постельное бельё в цветочек – ужасное.
    на крючке возле зеркала бусы —
    я могла бы носить такие.
    на тумбочке у кровати крем для рук —
    у меня такой же.
    джазовые диски и тот же цвет.

    мы могли бы дружить!
    сколько общего, кроме мужа —
    её.

    Она входит в мою квартиру.
    мой воздух наполняется ей,
    она наполняется мной,
    одно в другое – одно в другое.
    мужчины соединяют женщин.
    женщинам, может быть,
    стоило обойтись без них.
    раз повсюду волосы,
    кто разберёт теперь чьи?

    Приходя в её дом, я по-прежнему не понимаю,
    почему мы настолько похожи,
    почему всё нечисто, неправильно.

    По ночам
    я хожу на тот берег и плаваю в мутной воде
    пока свет маяка не теряется из виду.
    Бусы.

     

    ***
    Будто в промокшем пальто —
    так сутулишься под
    снегом с дождем,
    опускай подбородок все ниже,
    к выемке шейной —
    прижми подбородок к себе.
    вслушайся!
    что там, внутри, не даёт просыпаться
    утром,
    не помня о снах, не жалея о снах?
    будто в промокшем пальто.
    невозможно нести
    тело —
    теперь тяжелее налипшего снега.
    кожа твоя — неподъёмна, как память твоя.
    то ли ещё впереди. просыпайся и кожу
    новую утром надень и носи как пальто —
    не по размеру, с чужого плеча, но тобою
    выбранное в магазине.
    и память свою
    выберешь, как в магазине,
    и помнишь- запомнишь
    то, что удобней носить,
    выносимо носить.

     

    ***
    Люди теперь отваливаются, как столбы вдоль дорог:
    направо друзья, налево любимые.
    никто не умирает, потому что никто
    не верит в смерть, когда она везде.
    если там больше, чем здесь,
    то какая разница,
    завтра или сейчас?
    все зависит от того,
    кто там, а кто здесь.
    После нет одиночества.

    Почувствуй себя покорной овцой времени,
    почувствуй,
    как шерсть в интимных местах сворачивается кольцом,
    как озноб ищет слабое место.
    это научит тебя жить одним днем —
    наконец, ты научишься жить.

    Как легко уходят мечты,
    когда в них нет смысла.
    и какая разница,
    вирус или вселенский взрыв сверхновой,
    через тысячу лет или прямо сейчас–
    ты существуешь здесь, в эту минуту.
    все остальное вымысел, как и ты сам.
    мы существуем только в своем
    воображении.

     

    ***
    Глупо, что до сих пор
    не научились передавать запахи.
    как пахнет чубушник (жасмин),
    так пахнет счастье,
    так пахнет лето.
    в перемешку с белым шиповником
    этот запах,
    густой и сочный,
    лёгкие едят,
    как десерт на завтрак.

    В эти дни, когда все вокруг
    рушится с грохотом,
    жизнь окончательно превратилась
    в бабочку-однодневку,
    стыдно вдыхать ароматы, стыдно наслаждаться летом,
    стыдно быть любимой.
    мой цветущий клочок земли —
    остров, убежище
    от людей и вирусов.
    здесь спасает
    дождь с потолка протекшей крыши,
    комары и осы.
    ночью, когда просыпаешься
    на мужском плече
    и в темноту молчишь,
    будто ждешь будущего,
    как ночного гостя с белой бумажкой,
    (белой, как запах чубушника,
    с оттенком шиповника, с привкусом счастья),
    хочется выбежать и поджечь все вокруг,
    чтобы жизнь началась сначала.
    но тишина связывает и слепит.
    ночью будущее говорит без запятых,
    но уши не затыкает сон.
    даже книги молчат в коридоре.
    ты все знаешь и так — все, что будет.
    в той самой точке,
    где от любого движенья
    зависит итог,
    ты уже постояла
    и выбрала.
    ты предпочла
    наблюденье.

     

    ***
    Ночью мы лежали в сырой темноте и молчали,
    мы боялись
    разбудить друг друга
    подступающей тревогой.

    Пока на том конце шоссе
    набухает история, готовая взорваться
    бессилием,
    мы лежим без движения.

    Кто из нас больше боится?
    в полусне слышу: толпа марширует
    по бетонным мостам,
    рушатся сваи.

    снится:
    мы вышли на улицы,
    встали как статуи,
    и стояли молча,
    толпами,
    под своими окнами,
    все до единого —
    заполонили улицы.

    зачем нам идти, наступать?
    мы могли бы выйти под окна
    своих домов.
    надо просто подняться и выйти,
    и стоять.
    мы есть.
    мы везде.
    мы несокрушимы
    без движения.